Возле катка их уже поджидала новая пассажирка. Плотно сбитая баба, по деревенским меркам вовсе не старая, по всему видать — лишь недавно расплевавшаяся с работой и ушедшая на пенсию. Разумеется, с кутулями; налегке русские женщины не ездят. Туда едут — волокут, обратно возвращаются — волокут вдвое против того. Вид у тётки был решительный, и кутули уже прислонены к вальцу.
— До Волока подкиньте! — не попросила, а словно приказала она.
Путешественники переглянулись. Сытный обед не располагал к долгим поездкам, хотелось отколеситъ пару километров и расположиться на травке, покормить комарих, лениво поговорить ни о чём. Но делать нечего, Юра кивнул и полез заводить дизель. Тётка уселась на сиденье рядом с Юриным местом, сзади устроила кутули. Богородица безропотно полез на инструментальный ящик.
Тронулись в путь.
— Ну, наконец-то бабка Нюра померла, — начала разговор пассажирка, которую Юра успел окрестить про себя медведицей. Было что-то тяжеловесно-звериное в её ухватках, и не хотелось везти такую на своей машине. — Я уж заждалась, когда подохнет, а она всё скрипит и скрипит. Добрых людей господь прибирает, а плохие и чёрту не нужны.
— Чем же тебе старуха досадила? — спросил Юра.
— А нечего чужой век заедать. Господь-то людям лет поровну дал, и кто лишку живёт, тот у других отнимает.
— Это что, тебе господь сам, что ли, сказал? — язвительно произнёс Юра.
— Ну не сам, а старичок один, божий человек. Люди, говорил он, живут семьями, и потому божий гнев и благодать на всю семью делятся. Ежели кто долго живёт — другим меньше достанется. Был у кого в предках праведный угодник — той семье многое прощается, чего только не вытворяют, а горя нет никакого, за дедовы заслуги. Зато уж у кого грешников в роду много, тем беда! А бабка Нюра, она мне двоюродной тёткой приходится, так она грешница и развратная!
— Какой уж тут разврат в девяносто пять лет?
— А не скажи… Она, Нюрка, така блядуща! Четверо детей — и все от трёх разных мужиков.
— И что такого?
— Это вам, кобелиному племени, «что такого», а тут дело божеское! Прежде, если девка какая в подоле принесёт, её только на б… и звали, а нынче взяли моду: мать, мол, одиночка! Нет уж, раз не от мужа родила, значит — потаскуха!
— А ведь дева Мария Христа тоже не от мужа родила, — произнёс Юра, кожей чувствуя, как сжался в комок Богородица, притулившийся на железном ящике. — Ты же сейчас божью матерь потаскухой назвала.
— Да ты что?! — вскричала тётка. — Антихрист! Прочь отсюда!.. — потом вспомнила, в чьей машине сидит, и примолкла.
