Я не стал продолжать разговор. Рана была глубокой и еще кровоточила. Я умею вскрывать людей как консервные банки, но что он мог еще рассказать о себе — о своих муках, о горьких, сухих слезах, которые проложили глубокие борозды в его сердце. Он нашел в себе силы обуздать свою страсть и уйти. Смогу ли я? Умом понимаешь, что надо, а сердце не хочет подчиняться. Оно живет по своим, неведомым разуму законам. Прав был поэт — если женщина не любит, ты с нею лишь — натерпишься стыда. Надо уйти, понимаешь это, а хоть плачь — не можешь — не хватает воли сделать последний шаг. Все парализовано страхом потерять ее….
— О, я совсем забыла, — весело сказала Лера, — у меня есть пригласительный на два лица в Дом кино. Новый французский фильм. Пойдем?
Я кивнул. Все лучше, чем сидеть дома. Можно на некоторое время забыться, спрятаться от самого себя. Мы быстро собрались, взяли такси и спустя короткое время были на месте. У Дома кино, как обычно, стояла толпа страждущих: «Нет лишнего билетика?» Лера гордой походкой с гримаской превосходства, нарядная, молодая, красивая, благоухающая дорогими духами, проследовала внутрь. Я как побитая собака покорно шел рядом. Сейчас на моем лице не было обычного самодовольного выражения превосходства, хозяина этой красоты.
Фильм я не воспринимал. На экране двигались словно тени, говорили, что-то делали какие-то мужчины и женщины, но я был слишком далек от всего этого.
Мы возвращались пешком, Лере захотелось прогуляться. Она была в восторге от фильма, от чужой светской жизни, прекрасных туалетов женщин, красивых мужчин, роскошных лимузинов, дорогих ресторанов….
Я вяло поддакивал. У меня было чувство, будто я, спотыкаясь и ничего не соображая, бреду с собственных похорон. На душе было пусто и омертвело, как на кладбище. Я был банкротом, Узнавшим, что все его состояние вылетело в трубу.
Все последующие дни подтвердили: да, Мила права. Надо было быть только чуточку внимательней. Верно говорят — последним об измене узнает муж. Но я был слишком ослеплен собственным счастьем. Даже перед демонстрацией фильма в Доме кино она ухитрилась оставить меня на десяток минут под предлогом, что ей надо срочно позвонить подруге. Подруге….
Раньше я обычно не обращал на это внимания. Сколько существует таких мелких уловок для простаков вроде меня.
Кто же оказался моим счастливым соперником. Смешно сказать. Двадцатидвухлетний, модненько одетый, с пушком на румяных щеках Шустрик. Она не понимала, что он ее не принимает всерьез, что он только развлекается с ее красивым телом, что этот франтик ничем не поступится ради нее. Впрочем, возможно, она, это маленькое чувственное животное, не задумывалась над этим. Для всего остального у нее есть я. Потому и вышла за меня замуж. Вернее продала себя замуж. Иногда, дурачась, она напевала: «Старый муж, грозный муж…» Я тихо млел, был на грани сладкого помешательства и не упускал ни одного удобного момента, чтобы обнять и поцеловать ее. Она игриво отбивалась: «Перестань!»
