Все-таки она оказалась расчетливой и неглупой женщиной — изменой уравновешивала разницу в нашем положении в возрасте. Ей 22, мне на тридцать лет больше. Итак, праздник самообмана кончился. Что будет дальше? Пока я решил молчать. Стиснуть зубы и молчать. Надо получше во всем разобраться. Ради этой пустой и жестокой девочки, я сделал несчастными жену и дочь, потерял дом, покой, самоуважение…
* * *
Катю — свою жену — кареглазую шатенку, сохранившую хорошую, хотя и полноватую фигуру, с круглым, добрым, по-бабьи привлекательным русским лицом я никогда ни на минуту не переставал любить. Люблю ее и сейчас. О дочери — Гале — я не говорю. Спросите, как это можно одновременно любить двух женщин. Отвечаю: можно. Катя родной мне человек. Она часть меня самого, а может быть вернее будет сказать — я часть, причем, наверное, не лучшая ее.
Я любил ее даже тогда, когда она попыталась убить меня.
Неожиданно приехав с работы на дачу, она застала нас с Лерой в тот самый пикантный момент в постели. Это была ужасная сцена. Описывать ее у меня нет ни сил, ни желания. Катя воочию убедилась в том, в чем давно подозревала. Пожалуй, наибольшее самообладание сохранила Лера. Катя потрясение смотрела на нас. Растерянная улыбка побежала по ее лицу как круги по воде. Потом, резко повернувшись, устремилась прочь, ломая каблуки. Спустя несколько минут вернулась — мы уже поспешно одевались. Сквозь душившие ее рыдания, с немым ужасом в глазах она выкрикнула, обращаясь ко мне: «Ты! Ты! Ты!» Но больше ничего не могла произнести и вновь убежала…
Это был для нее тяжелый удар. Мне было стыдно, но не больше. Я был слишком поглощен своей страстью, чтобы всерьез, глубоко воспринимать чужие переживания. Это же и подвело меня — я забыл об осторожности.
Вечером я приехал в нашу городскую квартиру. Несколько раз днем я звонил домой, но Катя, услышав мой голос, бросала трубку.
Когда я пришел, она была уже в постели, что-то читала, или делала вид, что читает. Я неловко пытался что-то объяснить, но она оборвала меня: «Я не желаю слушать тебя. Мы разводимся». У нее было несчастное, измученное, но полное решимости лицо. Под глазами темные круги. Я понял, что разговаривать сейчас бесполезно и ушел на кухню. Там я обнаружил на столе под чистой белой салфеткой свой ужин. Это-то и усыпило мою бдительность. Я с аппетитом поел. Настроение мое поднялось. Кто же, собираясь разводиться, готовит мужу ужин. Спать я пошел в свой кабинет.
