Массона удивляет то, о чем упоминает также Юлиан Урсын Немцевич и Анетка Потоцкая, - что Мария могла заставить Наполеона вести долгие разговоры о Польше.
Искушенный наполеоновед считает поведение императора в данном случае "странным и поразительным, потому что не было никогда человека менее склонного к политическим разговорам с женщинами". Но молодая полька покорила недоверчивого любовника бескорыстием и патриотизмом - "и он... поверял этому искреннему, невинному дитяти свои секреты, так как чувствовал, что обычные женские склонности по сути своей чужды ей".
Массой приводит несколько политических секретов, которые Наполеон раскрывал Марии во время вечерних разговоров в варшавском Замке. Но в них нет ничего интересного или такого уж секретного. Они точно повторяют те же самые формулировки, которыми император пользовался в официальных обращениях к полякам. Но один я должен здесь привести, так как он выставляет в особом свете главного интерпретатора воспоминаний Валевской.
"Можешь быть уверена (говорит Наполеон Марии), что обещание, которое я тебе дал, будет выполнено.
Я уже принудил Россию выпустить из своих рук часть, которую она присвоила, а время сделает остальное..."
Возможно, французский читатель принимает эту информацию вполне безмятежно. Но польский-то читатель знает, что Наполеон не мог сказать подобное Валевской, так как в январе 1807 года была освобождена лишь та часть Речи Посполитой, которую захватила Пруссия.
Даже если предположить, что у лица, которому диктовали воспоминания, был неразборчивый почерк и Массой слово Prusse (Пруссия) прочитал как Russie (Россия), то повторение этой ошибки в двадцати трех изданиях исторического труда выразительно говорит о том, что с рукописным наследием Валевской имели дело люди, совершенно неразбирающиеся в тогдашних польских реалиях. Ничего удивительного, что они так некритично доверяли всем утверждениям мемуаристки.
Помимо секретов, поверяемых императором Марии, Массой упоминает и о тайнах, которые император вытягивал из Марии. Требования Наполеона были куда приземленнее, а интересы - конкретнее и отчетливее.
"От этих великих мыслей, - меняя тему так, что это ошеломляет его собеседницу, - переходит (Наполеон) к салонным сплетням, разным скандальчикам и интимным анекдотцам, хочет, чтобы она рассказывала ему о личной жизни каждого, кого он встречал. А любопытство его ненасытно, он вникает в мельчайшие подробности. Такова его манера составлять мнение о господствующем классе страны, в которой он пребывает. Из этого собрания мелких фактов, запечатлевшихся в его памяти, которые он обожает, и так, что даже поражает своими познаниями в этой области слушающую его женщину, он делает выводы, а она замечает, что дала ему оружие против самой себя, и протестует, возмущается мнением, которое он изрекает, ссора кончается тем, что он пошлепывает ее по лицу и говорит: "Моя сладостная Мари достойна быть спартанкой и иметь родину".
