Я решил тебе рассказать, потому что… Ну, потому…
— Потому что ты уверен, что я его убила, — тихо ответила Маша.
— Да нет…
— Все, — отвернулась она и взялась за дверную ручку. — Больше не приходи.
— А… Ты?..
— Что я?
— Ты почему сегодня днем работаешь?
— Потому что ночь у меня должна быть свободна, — ответила она.
* * *
После обеда Анжелике позвонил следователь.
Она пыталась слушать его, не слишком сильно прижимая трубку к уху — оно болело… Вчерашний посетитель приложил руку не только к лицу. За ночь все тайные и явные синяки и ссадины угрожающе увеличились в размерах, опухли и напоминали о себе при каждом движении, при каждом слове, при попытке улыбнуться. Впрочем, ей в это утро было не до улыбок. Полночи она прорыдала, делая холодные примочки и рассматривая багровые синяки на бедрах — их она сама себе поставила, когда упала на пол от первого удара… Другую половину ночи она провела в запутанных и горьких размышлениях на тему: чего этот парень от нее хотел, откуда он взялся? Если это маньяк, который втолкнул ее в квартиру с целью избить до смерти — почему не довел дело до конца? Если это был вор… Так он же ничего не украл, даже ключи выбросил! Если… Она ничего не понимала. Ей вспоминался эпизод из ее школьной жизни. Лика, второклассница, поднимается с портфелем по школьной лестнице — с первого этажа на второй. Навстречу ей спускается мальчишка, по виду — года на три старше, наверное, пятиклассник… И этот мальчишка ни с того ни с сего дает ей пощечину! Как она плакала тогда, усевшись на ступеньку с портфелем, как ей было больно и обидно! И сверлил вопрос — за что? Не так сильна была боль от удара, как чувство несправедливости. Правда, синяка у нее не появилось, и этого мальчишку она больше не встречала. Наверное, он перешел в другую школу. На этот раз все обошлось не так благополучно. Синяков было больше, чем достаточно…
И когда она наконец расслышала своим опухшим ухом, что именно говорит ей следователь, она чуть не застонала:
— Ой, сегодня? Но я сегодня, понимаете…
— Анжелика Андреевна, — сердился в трубке бабий голос следователя. — Сами, кажется, просили, чтобы я ваще алиби проверил? Давайте сегодня, иначе я этих официанток еще не скоро соберу.
— Да они меня не узнают! — вырвалось у нее.
Он с секунду помолчал, оценивая ее слова, потом сказал без особого любопытства:
— Видели, значит, узнают. Давайте, давайте! В шестнадцать тридцать жду вас у себя.
Она попыталась скрыть следы избиения с помощью косметики, но помогло мало — скулы слишком заметно припухли, нижняя губа была разбита и выглядела как-то криво, глаза… Глаза пострадали не меньше всего прочего, но синяки удалось замаскировать с помощью тонального крема и пудры. И все равно, когда она посмотрела в зеркало, поняла — ребенку ясно, что ее избили. И даже если эти официантки из «Ла Кантины» лунатички и сумасшедшие, они ее не узнают… Она сама на себя не похожа!
