— Но мы живем торговлей! — возразил лорд Фаррил. — Нет никакого вреда в скромном, безобидном обмене товарами.
— Вредно убеждение, будто торговля важнее, чем права Других! — вспылил Фаллон
— Вы хотите сказать, что я одержимый? — Ястребиное лицо Адлера побагровело от негодования.
— Я хочу сказать, что ты глупый юнец, не умеющий управлять собственным городом! Твой отец понимал, в чем опасность. Он сохранял порядок в Элии, кормил народ и ограничивал число приезжих.
— У моего отца никогда не было таких забот, — проворчал Адлер. — В городских стенах просто не осталось места. Беженцы приезжают без гроша, не могут найти работу и распускают слухи о разгорающихся волнениях. Что мне — убивать их?
Фаррил покачал головой:
— Если мы заставим их вернуться, Тиран прикончит их. Почему бы вместо этого не вывезти их из городов в глубь страны?
— Поселить их, к примеру, на клюквенных болотах около Залива Клыка, — закивал Адлер. — Там много земли.
— Это часть Гаркинского леса, — возразил Фаллон.
— Пикси пасут там стада шалков лишь несколько недель в году! Земля пропадает даром! — настаивал Адлер.
Телерхайд покачал головой.
— Мы не тронем Гаркинский лес, — сказал он твердо.
— Значит, решения нет, — проворчал Фаррил с плохо скрытой досадой.
— Отправьте их туда, откуда они приехали, раз вы не в состоянии управиться с ними, — сказал Ландес. — Только в Элии творятся подобные безобразия.
— Неправда, — заявил Фаррил. — Во Флине дела так же плохи. Я слышал, что великаны Хэма Урбида отказались войти в город, побоявшись головорезов из Моера.
— Какой позор! — пробормотал Ландес.
Споры продолжались весь день напролет, до поздней ночи.
Сине приходилось учиться у Фаллона искусству управлять государством, но долгие дискуссии о политике казались ей скучными и утомительными. Большую часть времени она посвящала лечению Ньяла. Утром первым делом она встречалась с ним и перевязывала ему лодыжку, позволяя ему опираться на ее плечо, чтобы меньше нагружать его больную ногу. Ньял гордился своим новым званием сенешаля и старательно надзирал за работами в конюшне и за дойкой коров.
По утрам, когда лорды спорили о судьбе Морбихана, Ньял ездил на телеге в окрестные поля и наблюдал за сенокосом. После обеда он проводил долгие часы в тени деревьев во дворе. Положив ногу на табурет, он разговаривал с Синой.
— Ты любишь Кровелл, правда? — заметила она.
— Это моя родина. — Юноша стал серьезным. — Понимаешь, больше всего на свете я хочу вывести самых сильных, самых быстрых лошадей в Морбихане. И в мире нет для этого лучше места, чем Кровелл. У Пика трава растет такая тучная, что мы легко могли бы пасти там еще двадцать лошадей. Даже зимы — лучше не придумаешь. Снег лежит глубокий, а дни короткие, так что кобылы могут спокойно жеребиться. — Ньял улыбнулся и прищурился. Он поднял руку, чтобы сорвать яблоко с ветки. Яблоко еще не дозрело, но Ньял с удовольствием смаковал терпкую мякоть. — Морбихан — самое красивое место в мире, а Кровелл — самое прекрасное место в Морбихане.
