Джексон вырулил во двор. Никогда еще он не желал чего-либо так страстно, как завладеть этим стареньким «харлеем». Теперь можно и поторговаться.
— Сколько вы за него хотите?
— Пять сотен, — ответил хозяин.
Джексон фыркнул и швырнул толстяку ключи.
— Господи помилуй, если эта развалина настолько вам дорога, оставьте ее себе! Мотоцикл не стоит и половины этих денег, и мы оба знаем это.
Джексон зашагал прочь.
— Подожди! — завопил хозяин.
Джексон остановился и обернулся:
— Чего?
— А сколько дашь?
— Две сотни.
— Две сотни?! Двести долларов за «харлея»? Да ты шутишь!
— Нет, — тихо сказал Джексон и двинулся дальше.
— Двести пятьдесят! — крикнул ему вслед хозяин.
Джексон покачал головой и сунул руки в карманы. Толстяк вздохнул. Он чуял упрямцев за три мили, а уж этот — такой крепкий орешек, что дальше некуда.
— Ладно, мотоцикл твой. За двести.
— Надо заполнить документы на мое имя и оформить купчую.
Хозяин закатил глаза.
— Но чеков я не беру! — проворчал он.
— Я тоже, — усмехнулся Джексон.
В эту ночь он заснул в своей комнате, насквозь пропахшей бензином, мечтая о том, чтобы рядом с ним лежала женщина. А мотоцикл стоял себе, прислоненный к стене, рядом с дверью. И даже резкий запах не мог заставить Джексона пожалеть о своей покупке. Это был особый аромат — первой вещи, приобретенной за свои деньги. Теперь вся его жизнь должна измениться.
Ребекка — запыхавшаяся, с растрепанными от ветра волосами — бежала к телефону, который висел на стене, у дверей ее конторы. Табличка гласила: «Оранжерея „Хиллсайд“ и питомник». Ребекка сняла трубку и, привалившись к косяку, попыталась восстановить дыхание.
— Оранжерея «Хиллсайд». Говорит Ребекка.
— Ребекка-Руфь, почему ты пыхтишь? Ты заболела?
Она закатила глаза и тяжело рухнула в плетеное кресло, стоявшее под усыпанной бутонами бугенвиллеей.
— Привет, папа! Нет, я не больна. Просто я грузила рассаду для клиента, а потом пришлось мчаться к телефону.
В ответ раздалось неодобрительное хмыканье. С точки зрения преподобного Хилла, леди не должны заниматься физическим трудом или бегать куда бы то ни было, тем более к телефону. Ребекка решила переключить разговор на другую тему, пока отец не разразился очередным длинным нравоучением. Правда, наставления преподобного Хилла все равно мгновенно вылетали у нее из головы.
— Ты по делу звонишь, папа?
— О да! Завтра вечером у нас будет званый ужин. Я хочу, чтобы ты приготовила это блюдо в горшочках… Помнишь, его всегда делала твоя мать?
