— Ну, так рыба, да еще рог...
— Да, баба, рог.
— А какой стих на рцы?
— Стих я, баба, знаю:
Ризу вздень, рыбу яждь, рог не возноси,
Смиренных си блаженств у Бога испроси.
— Добре, похваляю... А что есть рог?
— Рог, баба, у коровы, и у барана рога, и у козла рога.
— Ах, дурачок, дурачок!.. Как же человек рог возносить будет?.. Ноли у тебя есть рога?
— Ниту, баба... у козла рога, у коровы...
— То-то... А у человека рог — сие есть гордыня: рог не возноси — сиречь не гордись... А еще на рцы каки словеса знаешь?
— Запамятовал, баба.
— А это что у тебя?
— Рубашечка, баба... Ах, вспомнил и стих:
Рубаха бела праздник есть младому,
Душевна белость не боится грому.
Старый звонарь, слушая это, только головой качал от умиления: «Уж и малец же! У... у, востер, постреленок!»
— Так... так... хорошо... Стих добре помнишь... «Рубаха бела — праздник есть младому» — точно...
— А у меня, баба, рубашечка аленька...
— Есть и беленька, и синенька, и желтенька... Ну а еще каки слова на рцы?
— Решето, баба...
— Ну, еще... а? Что ты ел утром ноне?
— Репу... Да — да, баба, редька, репа...
В решето потреб сбери — редьку, репу,
Сей в народ милость богату и слепу.
В правде походишь и без рукавицы,
Везде бо в любви устретят тя лицы...
— Хорошо, хорошо, дружок... Только не забывай.
— Не забуду, баба.
— А то отец не привезет московского пряника.
В это время старик закашлялся, и голова Марфыпосадницы показалась в окне. Рядом с нею выглядывал и маленький Исачко в красной рубашонке. Старик низко поклонился.
— А! это ты, Корнил... Здравствуй! — приветливо сказала Марфа.
— Здравия желаю, матушка, золотая моя.
— Что скажешь, Корнилушко?
— К твоей милости, посадница золотая.
— Войди в хоромы.
— А что Гавря, дедушка, воротился?
— Воротился, батюшко-посадич.
Челядницы отворили крыльцо, поклонились старику, уважаемому всем Новгородом, и ввели его в хоромы через светлые сени.
Он очутился в большой, знакомой ему палате, окнами на Волхов, и помолился на образа и на распятие, ярко блиставшие в богатой киоте.
— Паки здравия желаю, матушка-посадница.
— Присядь, Корнил. Прикажь, Исачко, наточить браги.
— Не до браги бы топерево, матушка, — медленно проговорил старик, все еще стоя у порога.
— Почто не до браги? Брага добрая — млеко старости.
— Так-ту, так матушка-посадница, да время топерево не такое.
— А что?
— Да вот ворон, матушка...
— А что ворон, дедушка?.. Ково нарицает?.. Бабу? — зачастил Исачко, воротившийся в палату.
— Что ты про ворона, Корнилушко, говоришь? — переспросила Марфа.
