Бэленджер чудом удержался на ногах. Раздался страшный грохот. Значительную часть рывка Бэленджеру удалось принять на руки и ноги, но все равно веревка с такой силой затянулась вокруг его груди, что у него перехватило дух. Он застонал, но все равно вцепился в веревку руками в перчатках и откинулся всем телом назад, пытаясь удержать тяжесть падавшего профессора. Его ноги скользили по полу.
— Тяните! — крикнул он Рику, Коре и Винни.
Те дружно потянули. Веревочная петля еще туже сдавила грудь Бэленджера. Он нисколько не сомневался, что, если бы не ветровка, канат прорезал бы насквозь свитер и рубаху и оставил бы на теле ожоги. Напрягая все силы, чтобы вдохнуть воздух, он почувствовал, что профессор перестал падать. Свет фонаря со шлема Бэленджера падал на край площадки, от которого только что оторвалась упавшая лестница. Было видно, что канат глубоко врезался в трухлявое дерево.
Бэленджеру наконец-то удалось набрать в грудь достаточно воздуха, чтобы заговорить:
— Профессор?
Молчание.
— Ради бога, профессор, вы меня слышите?
Конклин что-то чуть слышно пробормотал в ответ.
— Говорите со мной! — потребовал Бэленджер. — Вы ранены?
— М-м-м...
По лицу Бэленджера покатился обильный пот.
— Профессор?!
— Чувствую... удушье.
— Это веревка передавила вам грудь.
— Не могу дышать.
«Господи. Неужели у него сердечный приступ?» — испуганно подумал Бэленджер.
— Старайтесь дышать медленно и неглубоко. Только медленно, — подчеркнул он. — Если вы переберете кислорода, то можете удариться в панику.
— Паника — это еще слишком мягко сказано.
Веревка негромко потрескивала, растягиваясь.
Бэленджер попытался оглянуться.
— Рик, Кора, продолжайте удерживать веревку. Винни, подойди сюда и помоги мне вытащить его.
Винни торопливо подошел и ухватился за канат.
— Больно, — сообщил профессор, как только веревка пошла вверх.
— Мы скоро освободим вашу грудь.
— Это не веревка.
— А что?
— Нога.
Бэленджер и Винни, напрягая все силы, продолжали поднимать Конклина. Вот над краем балкона показался шлем с налобным фонарем, удерживаемый подбородным ремешком. Затем искаженное от мучительной боли, заметно побледневшее лицо. Очки профессора упали, и без них широко раскрытые от страха глаза сразу приобрели беззащитное выражение.
