Обстоятельства благоприятствовали ему - как раз в этот момент они подходили к длинной, в семь подъездов пятиэтажке, от которой явственно тянуло первачом. Не от всей пятиэтажки, конечно, а от одного-единственного окошка на третьем этаже. Кульков хоть и не любил лезть в чужие дела, однако в числе многих прекрасно знал, кто именно проживает в этой квартире, чем занимается в свободное от трудовых будней время, и почему сюда так часто наведывается участковый.
Засунув руки глубоко в карманы шинели и никому не говоря ни слова, он завернул в нужный подъезд. Дирижабль и дружинники машинально последовали за ним, и только на площадке третьего этажа за спиной Кулькова раздался... нет, не голос, а какое-то свистящее шипение:
- А ну стой! Ты чего это задумал?
Но было уже поздно - Кульков дотянулся до кнопки звонка. Дверь почти сразу распахнулась (в лицо Кулькову ударило алкогольное облако такой концентрации, что он еле удержался на ногах), и на пороге, едва не задев макушкой притолоку, появилась женщина, внешне удивительно похожая на безбородого Гришку Распутина. Высокомерно-вопросительное выражение ее лица тут же сменилось восторгом, едва только она узнала Дирижабля.
- Проходите, гости дорогие, проходите! А я как чувствовала! И выпить приготовила и закусочка найдется!
Дорогие гости, ошарашенные не менее хозяйки, ввалились в прихожую, и только Дирижабль издал при этом глухой, предостерегающий звук, чем, впрочем - тут надо отдать ему должное - и ограничился.
Квартира совсем не походила на жилище рядового самогонщика. Вешалка готова была оборваться от добротной одежды. На полированной полочке гнездился голубенький телефонный аппарат. Сквозь застекленную дверь гостиной можно было полюбоваться на арабские ковры и чешский хрусталь. Не нужда и не пристрастие к спиртному заставляли хозяев нарушать закон, а исключительно страсть к наживе.
Еще в квартире было очень много настороженных мышеловок. Они были расставлены во всех углах и даже на обеденном столе. В одной застрял маленький, полувысохший мышонок.
- Раздевайтесь, раздевайтесь! - хриплым басом пела радушная хозяйка. Фуражечку вашу, Иосиф Адамович, сюда подайте!
- Вы это, гражданка, прекратите! - Дирижабль решительно отстранил услужливые женские руки. - Мы к вам по служебной необходимости.
Кульков, раньше всех проникший на кухню, где что-то булькало и парило, уже тащил оттуда почти полную десятилитровую бутыль, от которой исходил тошнотворный, ни с чем более не сравнимый сивушный дух.
