Надо сказать, что разглядеть их во тьме было не так-то и просто. Подозрения Кузьмы подтвердились — игумен обладал уникальным зрением, свойственным скорее хищному зверю, чем человеку.
Во время похода пленников (а как иначе определить статус людей, которых под конвоем ведут в чужие владения?) старались друг к другу близко не подпускать. Возможно, так оно было и к лучшему — по крайней мере никто не морочил Кузьме голову нудными ветхозаветными преданиями.
Пообщаться им пришлось только на длительном привале, который темнушники устроили уже на своей стороне туннеля. Кстати говоря, по понятиям Кузьмы, привал этот был совершенно не нужен — до заставы оставалось всего полдня пути. Одно из двух — или темнушники, вырвавшиеся на волю, попросту тянули с возвращением, или они поджидали кого-то.
На привале много выпивали и обильно закусывали, причем большинство темнушников вели себя просто безобразно. Эта откровенная разнузданность претила Кузьме еще больше, чем показная добропорядочность светляков. Если «быки» и «зубры», расположившиеся отдельно, еще придерживались каких-то внешних приличий, то безусые молодцы, едва получившие статус «волков», позволяли себе самые хамские выходки — бранились по малейшему поводу, вырывали друг у друга лучшие куски, без зазрения совести здесь же на месте справляли малую нужду.
— Вернусь домой, — бахвалился один юный темнушник, — и сразу пойду к соседской дочке. За уши ее и об землю! И уж потом потешусь всласть! На неделю вперед оттянусь!
— А сосед как на это посмотрит? По голове тебя погладит? — интересовались его приятели.
— Он и знать не будет! Я такой момент выберу, когда он к моей мамаше в постель залезет!
— Как бы твой папаша все дело не испортил.
— С папашей я договорюсь. В крайнем случае пущу его к соседской дочке первым. Долго он не за держится. Устарел папаша, а девка огонь!
Общее ржание тут же перешло в потасовку: кто-то у кого-то случайно выбил из рук кружку. Относительный порядок наступил только после того, как один из «зубров» швырнул в чересчур распоясавшуюся молодежь увесистой костью.
Пользуясь тем, что их оставили без надзора, Кузьма и Венедим расположились в сторонке. И если Венедим к чужой пище старался не притрагиваться, то Кузьма с удовольствием грыз копченое мясо и прикладывался к манерке с водярой.
— Ты поел бы, — посоветовал он светляку. — Силы надо подкопить. Еще неизвестно, что нас впереди ожидает.
— Вера запрещает мне участвовать в трапезе этих грешников. Ведь они, говорят, даже человечинкой не брезгуют.
