Трава. Ветер к земле пригнет — встанем, копыта прибьют — подымемся. А что, нет?
Из сумеречной степи возник всадник, трусцой подъехал к юртам. Кишлик принял у него повод, принялся расседлывать лошадь. На Бадае, как и на Кишлике, был засаленный до блеска, с заплатами на локтях халат из козлиного меха, подпоясанный обрывком волосяной веревки. Отторочив седельные сумы и пустые бурдюки, Бадай бросил их на землю, сел к огню.
Кишлик догадался, что ничего съестного из куреня он не привез, но на всякий случай спросил:
— Ты просил хурута?
— Просил. — Бадай заглянул в кипящий котел, облизнулся. — Не дал Даритай-отчигин. Еще и отругал. Мало молока ему привозим. Живот мой пощупал и говорит: «Разжирел с моего молока».
Бадай был молод, поджар, в поясе до того тонок, что кажется, если крепче затянет свой волосяной пояс, перервется надвое. Кишлику стало смешно.
— Только Даритай-отчигин мог ущупать жир на твоем брюхе. Совсем одурел наш хозяин.
Бичикэ сняла с огня котел, разлила в деревянные чашки жидкое хлебово.
Все начали есть. Тишина стала еще гуще. Ни мышь не пискнет, ни птица не вскрикнет, только слышно, как лошадь Бадая рвет за юртами траву.
— А дождь все-таки будет. — Кишлик повел носом, принюхиваясь. — Юрты опять протекут, и спать в мокре будем. Нет, надо идти на войну. Тут сколько ни работай, награда одна — попреки. Негодный человек Даритай-отчигин. Сам хорошо не живет и другим не дает.
Съев свою долю вареной сараны, Бадай, подтянув седло, лег на него головой.
— Хочешь идти на войну — беги в курень. Как раз собирают воинов.
— А ты, Бадай, разве не хочешь привезти из похода много добычи?
— С Даритай-отчигином чужого не добудешь, а свое растеряешь.
— Нам с тобой что терять? Дырки от халатов? Но ты говоришь верно. С Даритай-отчигином ни тут, ни в походе счастья не найдешь. Я бы пошел с Субэдэй-багатуром или с Джэлмэ. Они и удачливы, и справедливы… А что?
Джэлмэ тогда Хасара… — Вспомнив, что его слушает жена, умолк на полуслове, помолчав, спросил:
— А кого собрался воевать Даритай-отчигин?
— На Тэмуджина идет.
— Ва-вай!
— Если бы он был один! На хана Тэмуджина идут Нилха-Сангун, Джамуха, Алтан, Хучар… В курене говорят: они хотели заманить к себе хана и лишить жизни. Хан Тэмуджин разгадал черный замысел.
— Он и теперь разгадает.
— Не успеет. В курене все бегом бегают. Торопятся нойоны, врасплох застать хотят. Много людей погибнет, Кишлик.
— Много, — согласился Кишлик. — А за что? — Подсел поближе к Бадаю. Может, нам заседлать коней и махнуть туда… А что?
