Бакстер задумчиво смотрел па брата. Костюм всегда сидел на нем идеально, и Гамильтон носил его с естественной непринужденностью. Он высок ростом, движения изящны. Портные обожали его — перчатки сшиты точно по руке. Галстук он всегда повязывал по самой последней моде. Сапоги его сверкали.
Одежда Гамильона никогда не была испачкана пятнами от химикатов, подумал Бакстер. Ни разу его не видели в помятом сюртуке. Он не носит очков. Старый граф, их отец, тоже был элегантен и всегда следовал моде.
Бакстер понимал: он досадное исключение из правила, которое гласило, что все Сент-Ивсы обладают неподражаемым стилем.
— Благодарю, что внял моей просьбе, — сказал Бакстер.
Гамильтон бросил на него испытующий взгляд:
— Надеюсь, ты не заставишь меня напрасно терять время. Может, ты решил наконец развязать кошелек?
Бакстер небрежно прислонился к рабочему столу и скрестил руки на груди.
— У тебя проблемы с деньгами? Глядя на твой новый роскошный экипаж, этого не скажешь.
— Черт подери, это к делу не относится. — Гамильтон резко обернулся. — Я граф Эшертон и имею право на свое наследство. Эти деньги завещал мне отец.
— Если они будут потрачены с толком.
Гамильтон злобно прищурился:
— Знаю, ты наслаждаешься своей временной властью над моими финансами.
— Ничуть не бывало, — с чувством возразил Бакстер. — По мне, так лучше бы отец не впутывал меня в твои денежные дела. Это весьма неприятная обуза, если хочешь знать.
— Ты думаешь, я поверю? Для нас обоих не секрет, что это дает тебе возможность отомстить. — Гамильтон остановился перед столом, на котором стояли весы. Он взял медную гирьку и осмотрел ее со всех сторон. — Ладно, пока торжествуй — недолго тебе осталось. У меня уже есть титул, а через несколько лет будет и состояние.
— Веришь ты мне или нет, я прекрасно обойдусь и без твоего титула, и без твоих денег. Но в данный момент это не имеет значения. Гамильтон, я пригласил тебя сюда не для того, чтобы обсуждать твои денежные дела.
— Мне следовало догадаться, что ты не намерен менять свои взгляды на управление моим наследством. — Гамильтон бросил гирьку на чащу весов и шагнул к двери. — Пожалуй, я пойду. Совершенно очевидно, что нам нечего больше сказать друг другу.
— Твоя матушка беспокоится за тебя.
— Моя матушка? — Гамильтон внезапно остановился. — Она говорила с тобой обо мне?
— Да. Она встретилась со мной вчера на одной из вечеринок, на которую мы были приглашены с моей… невестой.
— Не понимаю, зачем ей это понадобилось, — взорвался Гамильтон. — Не могу поверить, что она унизилась до такого. Она же терпеть тебя не может. Один твой вид причиняет ей невыносимую боль.
