Мы приходим во временное пристанище Чарли с разложенными по всему полу чемоданами — через два дня Чарли переедет в забронированную для него красивую квартиру с картинами на стенах и мебелью под старину, но пока в его комнате негде сидеть, кроме узкого диванчика, и, сдвинув постель, мы с Валей усаживаемся на диване, а Чарли приносит из чемодана толстые стопки фотографий. Валя передает их мне одну за одной, она спрашивает Чарли, будет ли он показывать эти фото кому-нибудь, вернувшись домой, в Америку, и Чарли сконфуженно разведя руками, признается, что ему их там некому показывать, что мы его единственная аудитория. На фотографиях какие-то дома в отечественных новостройках, подъезды, балконы, трамваи — все, что нам с Валей кажется обычным, а Чарли — таким интересным, иногда он обращает наше внимание на оттенок, в который солнечные лучи окрасили облупленную штукатурку стен или ветви берез. На некоторых фото сам Чарли в своей панамке на улицах разных городов, или в интерьере какой-нибудь квартиры, сидит на диване на фоне узорного ковра, висящего на стене, один, или с девушкой, или с двумя девушками, одна из которых обычно переводчица.
Чарли рассказывает нам о девушках на фотографиях: вот эта, в конце концов, сказала ему, что вряд ли когда-нибудь уедет из России, другая ему понравилась, и он понравился ей, но у него возникли разногласия с ее дядей, новым русским — Чарли рассказывает длинную запутанную историю о том, как он не проводил эту девушку вечером домой, потому что не понял, что это от него ожидалось, а потом ее дядя, открыв дверь своим ключом, ворвался в его квартиру, нарушив все нормы прайвиси, и, не найдя племянницы, пообещал, однако, открутить Чарли голову за плохие манеры и, растерянно хлопая ресницами, Чарли спрашивает у нас, как мы можем это объяснить.
Чарли также показывает нам фотографии киргизского праздника, где на площади города, окруженного горами со снежными вершинами, едят, пьют, гуляют черноволосые, черноглазые люди в высоких круглых шапках, и, неожиданно вытащив из чемодана точно такую же шапку, Чарли надевает ее на голову, мы с Валей смеемся, а он, улыбаясь, говорит, что в детстве любил читать книги о соколиной охоте, когда сокол сидит на железной перчатке у всадника, а потом летит за добычей. Чарли вскидывает на нас свои близорукие глаза и говорит, что он всегда больше мечтал о жизни, чем жил, реальная жизнь казалась ему менее значительной той, которую рисовало ему воображение, он мечтал о женщинах и не замечал тех, что были рядом, поэтому, наверное, в сорок три года у него нет ни работы, и ни семьи. Но, улыбнувшись и подняв один палец вверх, Чарли прибавляет, что он мечтал также увидеть когда-нибудь соколиную охоту, частично поэтому он и поехал в Киргизию и, действительно, увидел ее на том празднике, так что, по крайней мере, одна мечта в его жизни сбылась.
