Оказалось, что днем Джеми провел Вариена по всему поместью и все ему показал.
— Вариен сообщил мне, что никогда раньше не видал поместий, — пояснил Джеми слегка удивленно. — Хотя и то сказать: если все, что вы мне тут наплели, правда, то ему это было и ни к чему.
— И все-таки ты сомневаешься, хозяин Джемет, — произнес негромко Вариен. Его, казалось, что-то забавляло. — Как мне еще убедить тебя, если ни мое слово, ни слово твоей нареченной дочери Ланен не в силах развеять твоих сомнений?
Джеми выдержал взгляд Вариена сколько мог, но в конце концов вынужден был отвернуться.
— Вам никогда не убедить меня словами, — произнес он несколько подавленно. Глаза Вариена были лучше всяких доводов. — Только время потратите. Но я сразу пойму, когда вы говорите правду, — уголок его рта искривился в полуулыбке, когда он вновь посмотрел на Вариена. — Ты ведь не думаешь, что я вот так сразу всему поверю? Сам посуди: не очень-то это правдоподобно. Ты хороший человек, Вариен, тут я готов побиться об заклад, пусть и глаза у тебя какие-то странные. Кем бы ты ни был, скажи-ка мне: в тебе осталось хоть что-нибудь от тебя прежнего, что-нибудь такое, что ты мог бы предоставить в доказательство?
— Не знаю. Разве что воспоминания о жизни, прожитой в окружении моего народа, — ответил Вариен с едва приметной грустью. Со стороны могло показаться, что он воспринял слова Джеми совершенно спокойно. — Я еще слишком мало живу в этом новом теле, всего лишь три луны, как мне кажется, — тут он с улыбкой взял меня за руку, и печаль была позабыта. — До сих пор я не слишком обращал внимание на ход времени и не открыл еще всего того, на что мое тело теперь способно, а на что — уже нет. Удивительно, насколько оно иное! Сказать по правде, меня до сих пор больше всего занимают все эти различия. — Тут он выпустил меня и, подняв обе руки вверх, ладонями к себе, посмотрел на них, затем пальцами одной руки потрогал другую. — Эти руки гедри настолько мягки, настолько изящны, что они даже чувствуют поток воздуха. И при этом они такие ловкие, такие умелые, сильные: могут вдеть нитку в иголку, а могут натянуть до предела толстый канат, — он был погружен в собственные мысли, рассматривая свои руки. — Вот чему я действительно завидовал все эти долгие годы, обуреваемый ферриншадиком и мечтая о подобных мгновениях.
— А что это значит — «феррин...» — как там бишь? — поинтересовался Джеми.
— Ферриншадик — это слово из нашего языка, обозначающее сильнейшее стремление, свойственное многим из нас, страстную тягу к общению с иным народом, жажду услышать мысли других существ, наделенных способностью говорить и мыслить, — ответил Вариен задумчиво. — Некоторые из нас избежали этого, но большинству очень хорошо знакомо подобное чувство, нас постоянно и непреодолимо тянет к общению с гедриами, с людьми, которых мы на своем языке именуем «безмолвным народом». Иные из нас горько скорбят об исходе треллей, четвертого народа, которые, отвергнув Силы Порядка и Хаоса, тем самым положили начало собственной кончине.
