Ни слова не говоря, Торис выдернул свою ладонь из руки Казимира и переступил порог. Мейстерзингер, сожалея о сказанном, последовал за ним и снова подхватил мальчугана под локоть. Сделав несколько неуверенных шагов, Торис оперся на его руку, и они вместе вошли в главный зал храма.
Главный зал невозможно было узнать. Знакомым здесь казался только мягкий полумрак. Весь мусор, которым были усыпаны проходы и коридоры, исчез, и сухие полы сверкали, словно заново отполированные. Затхлый запах пыли тоже исчез, а когда они приблизились к яме, где стоял орган, Казимир заметил новенькие отполированные скамьи с широкими сиденьями, сменившие прогнившую старую мебель, и новые яркие вымпелы и хоругви на стенах.
Однако само сердце святилища – древний орган – все еще лежал в развалинах. Правда, в самой середине его, между разнокалиберных труб, двигалась сгорбленная фигурка со свечой в руке. Это был Густав.
– Вернулся ли Милил в свое святилище? – окликнул жреца Казимир.
Густав вздрогнул и обернулся к ним, схватившись за ближайшую к нему трубу органа, чтобы не упасть.
– Если он вернулся, то непременно накажет вас за то, что вы меня напугали, – отозвался он ворчливо.
Продолжая поддерживать Ториса, Казимир пошел вперед.
– Гнев бога музыки – это должно быть любопытно. Прошу прощения за то, что я не трепещу. Что он может сделать, этот Милил? Замучит меня трубным ревом?
Улыбка на лице Густава смягчила гнев, прозвучавший в его словах:
– Нельзя недооценивать могущества музыки, парень. Если бы этот орган работал, я смог бы сыграть на нем такую мелодию, которая похитила бы у тебя душу.
– Моя душа вам бы не понравилась, – мрачно отрезал Казимир.
– Как знать, – жрец пожал плечами.
Его водянистые глаза радовались встрече и печалились, разглядывая их раны.
– Похоже, твое правление не слишком благоприятно влияет на здравие твоих подданных, – сказал Густав и протянул вперед обе руки, касаясь одновременно рук Ториса и Казимира.
– Зато вы, похоже, только выиграли от этого, – заметил Казимир, оглядываясь на полированное дерево и новые драпировки.
– Не только я, но и Милил, – поправил его Густав, и на губах жреца появилась мягкая улыбка. Вздохнув, он рассеянно добавил:
– Теперь у меня появились даже прихожане.
Потом лицо его омрачилось, и он, указывая рукой на орган за своей спиной, проговорил:
– Я уже давно возвестил бы о возвращении Милила, вот только орган – сердце бога – все еще молчит.
– В самом деле, какой стыд! – сухо подтвердил Казимир. Затем выражение его лица слегка изменилось, и он сказал:
