— Ну… Только, может быть, трансвеститов.
— Ах да, конечно… — Липинский усмехнулся. — И женское платье мне не идет.
— Странно… — начал Гаупман.
Но пациент его перебил:
— Вы уверены, что это странно?
Самуил Абрамович вздохнул:
— Клиент шутит, значит, будет жить. Я не про то. Странно, что все, услышав об анализе сновидений, сразу вспоминают Фрейда. Я, знаете ли, больше склоняюсь к Юнгу.
— Юнг был менее эпатажен, вероятно. Поэтому и вспоминают его вторым. Сразу перед девицей Ленорман.
— Радует, что не за ней. Но я не хотел анализировать и приписывать вам какие-то контакты со своим внутренним Я.
— Что же тогда? — Липинский посмотрел на свою синеющую руку. — Кстати, Самуил, вы не забыли?
— А? Что? Ой-вей! — Гаупман надавил на спускной клапан. — Простите, заболтался!
— Ничего, ничего. Видимо, тема вас сильно беспокоит.
— Можно сказать и так.
— Тогда говорите, у нас есть время до завтрака.
Самуил Абрамович собрался:
— Видите ли, Семен, мне необходимо знать, что вам снится. Может быть, в деталях. Если вы не возражаете.
— Вам как врачу?
— Можно сказать и так…
— А как еще можно сказать?
Вместо ответа Гаупман достал из-за пазухи кипу, быстро поцеловал ее и водрузил на голову.
Липинский некоторое время рассматривал врача в ермолке, а потом неуверенно произнес:
— Если нужны деньги на синагогу, то я дам. Вы знаете. Но относительно моего веро…
— Нет-нет! — замахал руками Самуил Абрамович. — Что вы! Я просто хотел таким образом сказать, что я интересуюсь вашими снами не только как врач, а как… Как верующий иудей.
— Вы же знаете, что я не увлекаюсь религиозной практикой.
— Да, конечно. Это не имеет ничего общего с религией. Поймите. Это для моего, как бы так сказать… духовного развития. Или нет. В данном случае, из стремления познать мир.
— По-моему, вы запутались, Самуил.
— Есть немного. — У Гаупмана был исключительно несчастный вид. — Очень трудно пытаться объяснить основу религиозной жизни человеку, который далек от нее.
— Вам это очень важно?
— Да! — искренне закивал Самуил Абрамович.
— Тогда спрашивайте. — Липинский расслабился в кресле.
— Вы не рассказывали, но все-таки, что снилось вам в этот раз?
— То же, что и в прошлый. — Семен Маркович вздохнул. Тема была ему неприятна. — Сначала голоса.
— Какие?
— Ну, кто-то жаловался. Кто-то его утешал. О чем шла речь, мне сказать трудно. Что-то знакомое в речи, в интонациях.
— Язык?
— Русский… видимо. Знаете, во снах язык всегда понятен, пусть даже это будет латынь. Было темно. Они говорили о какой-то пропасти. Но, как мне показалось, это было иносказательно. Словно обсуждалось падение акций или национальной валюты. Ну, понимаете, что-нибудь типа газетного заголовка «Рубль на краю пропасти». Они жаловались на то, что их никто не любит. А потом вдруг настал свет.
