>Хонки-тонкс — бары, в которых помимо напитков «угощали» музыкой. — Прим. перев.
Сторивилл был таким же районом развлечений, как Сохо в Лондоне или Репербан в Гамбурге, более вульгарным и грязным, но предлагавшим такие же виды услуг. Его обитатели занимались исключительно тем, что обирали черных и белых рабочих, приходивших сюда сбросить усталость после утомительного трудового дня. Тяжелый, неблагодарный труд на пристани, хлопковых фабриках, сахарных плантациях и железных дорогах сделал этих людей грубыми и суровыми. Всюду они ходили с ножами и огнестрельным оружием, которое всегда готовы были пустить в ход. В черный Сторивилл их приводило желание выпить, поиграть в азартные игры, купить дозу кокаина, потанцевать, переспать с женщиной и послушать музыку. Для жителей Сторивилла скорость и ловкость в опустошении карманов клиентов стали своего рода спортом. Здесь они шли на любое мошенничество. Это не означало, что сторивиллцы были неспособны на дружбу, любовь, преданность. Но бизнес есть бизнес, и, когда он того требовал, подобные чувства отбрасывались в сторону.
Короче говоря, Сторивилл был невероятно грязным местом, с запущенными домами, где процветала преступность и где многие новоорлеанцы просто боялись появляться. Жители этого района находились на самом дне социальной пирамиды. Сами они, наверное, так не считали, но это ничего не меняло. У большинства из них не было никакого будущего, никакой надежды на лучшую жизнь. Впереди была только работа, бедность, болезни и смерть. Случались, конечно, и исключения. Некоторым, как, например, Уилли Армстронгу, благодаря настойчивости удавалось выбиться в маленькие начальники, но такое бывало весьма редко. Поэтому местные обитатели руководствовались девизом «carpe diem» >, то есть живи, пока живется. Наверное, в тех условиях это была единственно разумная философия.
>«Лови мгновенье» (лат.).
Луи Армстронг никогда не стыдился рассказывать о своем детстве, о котором у него сохранились самые лучшие воспоминания. С большой теплотой он говорил о постоянно игравшей в Сторивилле музыке, о чувстве локтя, присущем его жителям, об ощущении своей принадлежности к этому месту и к этим людям. Это был его дом — этим все сказано.
Маленькому Луи всегда недоставало настоящего отца. Зато в доме не было недостатка в тех, кого он сам называл «отчимами». Маленькая, коренастая, бойкая Мэйенн, видимо, пользовалась успехом у мужчин. За те двенадцать лет, что Луи прожил на улице Пердидо, в его доме побывало по меньшей мере шесть «отчимов». Они появлялись один за другим, чтобы через некоторое время исчезнуть. Некоторые из них относились к мальчику по-доброму, но чаще всего это были грубые парни, нередко устраивавшие с Мэйенн настоящие потасовки, во время которых в ход шло все, вплоть до кирпичей и палок. Одним словом, большая часть детства и отрочества Луи прошла не только без отца, но и вообще без мужской опоры и защиты. Рядом с ним не было мужчины, к которому он мог бы обратиться за советом и помощью, которому он мог бы подражать в жизни. Мы еще поговорим о том, какой отпечаток наложило это на его характер.
