Сальваторе посмотрел на меня и отвернулся к окну.
Я устроился поудобнее и замолчал. Феличе уселся за руль.
– Дорогой Сальваторе, ты оказался молодцом. Руку. – Феличе протянул ему свою. – Ты был прав – это он сунул свой нос. А я тебе не поверил. – Он вышел из машины. – Обещание есть обещание. И если Феличе Натале дает слово, то его держит. За руль! Только езжай тихо.
– Прямо сейчас? – спросил Сальваторе.
– А когда же? Садись на мое место.
Феличе открыл дверцу, и Сальваторе пересел за руль.
– Здесь хорошо учиться. Достаточно просто спускаться по склону и иногда тормозить.
Сальваторе Скардаччоне продал меня за урок вождения.
– Ты так раздолбаешь мне машину! – орал Феличе и, уткнувшись лицом в лобовое стекло, контролировал разбитую дорогу: – Тормози! Тормози!
Сальваторе чуть возвышался над рулем, который сжимал, словно хотел оторвать.
Когда Феличе набросился на меня, угрожая мне ружьем, я описался. И только сейчас заметил, что у меня насквозь мокрые штаны.
Мы скакали по кочкам и проваливались в ямы. Я должен был крепко держаться за ручку.
Сальваторе никогда не говорил мне, что хотел научиться водить машину. Он мог бы попросить отца, чтоб тот его научил. Адвокат никогда ему ни в чем не отказывал. Почему он попросил об этом Феличе?
У меня все болело: разбитое колено, ребра, рука. Но сильнее всего – сердце. Сальваторе разбил его.
Он был моим лучшим другом. Однажды на ветке нашего дерева мы даже поклялись в вечной дружбе. Мы всегда возвращались из школы вместе. Если один выходил раньше, то ждал другого.
Сальваторе меня предал.
Мама была права, когда говорила, что Скардаччоне считают себя неизвестно кем, только потому что у них полно денег. И добавляла: если ты будешь тонуть, никто из них даже не протянет тебе руку. И я себе много раз представлял обеих сестер сидящими на дюне и строчащими на машинке, и себя, тонущим, протягивающим к ним руки и молящим о помощи, а они бросали мне медовые карамельки и говорили, что не могут встать с места, потому что у них распухли ноги. Но с Сальваторе мы были друзьями.
Я ошибся.
Я почувствовал сильное желание заплакать, но тут же поклялся, что, если хоть одна слезинка выкатится из моих глаз, я возьму пистолет старика и застрелюсь. Я вытащил из кармана коробку с «Виченцей». Она была мокрой от мочи.
Я положил ее на сиденье.
Феличе заорал:
– Хватит! Остановись!
Сальваторе резко затормозил, мотор заглох, машина встала, и если бы Феличе не успел выставить руки вперед, то пробил бы лбом стекло.
