Магистр Жак де Моле | страница 28



Огонь в камине ясно осветил сейчас французскому королю все перспективы его загробной жизни, и ему понравилось, понравилось это чувство неизбежности страданий и расплаты. Оно давало ему ощущение законности. И в этой, и в другой жизни все должно быть расписано в соответствии со строжайшими правилами. Но какое неизнесимое наслаждение испытывает душа, когда эти правила приходится нарушить. Как, наверное, приятно было Скьярра Колонна, когда он нанес пощечину стареющему папе. Говоришь о смирении, так подставь другую щеку. Эта картина так ясно предстала пред взором короля, что он с силой сжал подлокотник своего дубового кресла, на котором была изображена могучая голова льва.

Наверное, нечто подобное испытывают и толпы самобичующихся, некоторые из которых в своем слепом рвении засекают себя до смерти. Филипп, когда к городу подходили толпы флагеланствующих, всегда просил направить этих грешников мимо окон дворца, чтобы в тайне насладиться желанным зрелищем, насладиться видом изуродованных спин, плетей, разбрызгивающих кровь налево и направо, видом тел, бьющихся в конвульсиях. "Так, так, - шептал самому себе король в такие минуты. - Так, так. Получай, мерзкая плоть, получай свое, получай!"

В эти дни люди постились; все шли босиком - советники парламента, так же как и беднейшие горожане. Многие несли факелы и свечи. Среди участников процессии всегда были дети. Пешком, издалека, босиком приходили в Париж бедняки-крестьяне. Люди шли сами или взирали на идущих "с великим плачем, с великой скорбью, с великим благоговением". А время могло быть весьма дождливым.

Наблюдать за флагеланствующими Филипп стал после смерти своей милой Жанны. Покойная супругу давала ему столько наслаждения и радости, что не требовалось никаких других острых ощущений. В глубине души король Франции догадывался, почему он решил стать Велики Грешником. И дело здесь было не только в прямой выгоде, хотя и в ней тоже. Грех позволял заглушить то чувство тоски и уныния, которое разрывало его сердце на части после скоропостижной смерти любимой супруги. С одной стороны, будучи добрым христианином, Филипп понимал, что все в "руце божьей", что смерть милой Жанны надо воспринимать с радостью, потому что его супруга, этот ангел во плоти, могла попасть только на небо и никуда больше. И в этом случае необходимо смириться и вести праведный образ жизни, во всем подражая деду своему, Людовику Святому.

Но другая часть души Филиппа жаждала бунта, бунта против самого Бога. Да кто он такой, чтобы отнимать у короля Франции то, что принадлежит ему по праву? Почему во всем надо полагаться лишь на его волю, почему надо презирать этот суетный мир и жить лишь помыслами о том, что ждет нас за гробовой чертой? Если Богу не нравится этот мир, то сие не означает, что мир так уж плох на самом деле. Но как жарко полыхает огонь в камине, как весело трещат поленья, разбрасывая во все стороны снопы искр!