Пять пустых бочек в погребе, три скамейки и пять сундуков, набитых неизвестно чем, пусть даже и золотом, не могли приковать свободные души к себе и заставить спуститься в подвал полуразвалившегося фамильного замка. Каждый из четырех ещё в детстве предпочитал забираться, рискуя жизнью, на верхний этаж старого, готового рухнуть донжона, чтобы остаться наконец одному и расставив широко руки и ноги, блаженно ощущать, как мощные потоки воздуха рвут на части твою убогую одежду, словно сама Судьба говорит голосом начинающейся бури, что ты достоин другого платья и других доспехов, а не этого жалкого рубища, в которое вырядили тебя отец и мать, последние представители некогда славного, но в конец обедневшего рода.
Когда каждый из четырех рыцарей мучеников смог прийти, наконец, в себя, то к ним подослали сокамерников-шпионов. Инквизиция надеялась сломить сопротивление несчастных тем, что в доверительной беседе лже-сокамерники сообщили бы братьям, о чистосердечном признании самого Магистра. Мол, ваше упорство все равно никому не нужно. Рухнула вся система, и за вас уже никто не несет никакой ответственности. Спасайся, кто может! Зачем упорствовать, если сдались даже те, кого вы считали своим идеалом, образцом для подражания. Одно дело быть как все, хранить верность неколебимому братству, а другое дело - остаться в дураках и быть обманутым своими же. Ведь известно, что предают только свои. Вы и так показали, но что способны, и так проявили достаточно мужества - больше ничего от вас и не требуется. Признайтесь в том, в чем все признались. Следует заметить, что в этих задушевных разговорах "подсадные утки" не упоминали помимо уговариваемого ими брата никого, кто остался верен клятве. Инквизиция стремилась у каждого мученика создать впечатление напрасной исключительности его поступка, истязая несчастного чувством собственного одиночества и ощущением бесполезности совершаемого подвига.
Система не сдавалась и давила, давила как знаменитая Дочь Мусорщика, превращая душу и совесть в обескровленную тряпицу, а человек с его благородством и идеалами, за которые он готов был претерпеть любые страдания, не вписывался в установленные нормы и поэтому, истекая кровью, сопротивлялся, сопротивлялся из последних сил. Система убеждала, что предательство - это не подлость, а проявление ума и дальновидности. Королевские легаты изворачивались, как могли, прибегая в своих аргументах к самым изощренным приемам богословской диалектики, заменяя белое на черное, добро на зло и наоборот. Они отрабатывали свой хлеб, своих жирных каплунов, доходные места и все то, что обычно в конце жизни скапливается в подвале как ненужный хлам. Благородных рыцарей и воинов должны были добить нечистые на руку законники, объединенные общим корыстным интересом в одну большую стаю. Эпоха средневековья на этом процессе навсегда уходила в прошлое. Наступало время законников.
