Эта мразь, этот человечишко, изменивший ей с ее же подругой, еще смеет ревновать, унижать, бить ее!
Он ударил ее кулаком в живот — там что-то мягко хрустнуло и заныло.
Извиваясь, она впилась ему зубами в щеку — он зашипел, но не отпустил ее. Тогда в удесятеренной ненависти она нащупала руками его горло и сжала его. Она была сильной женщиной. Иван захрипел, бешено вращая глазами.
— Ни-и-на-а… — Он испугался, испугался той ужасной силы, которая внезапно проснулась в ней.
Муж сипел и вырывался, а она все сжимала его горло, в блаженной ненависти наблюдая, как стали закатываться его глаза. Тарабрин предсмертно задергался и…
Послышался тонкий детский голосок в коридоре:
— Мама! Папа! Ира хочет писать…
Нина опомнилась. Разжав руку, подняла растрепанную голову.
Перед ней стояла Даша в одних трусиках и, надув губы, уже собиралась плакать.
Тарабрин с трудом поднялся с пола, растирая ладонью горло.
— Сумасшедшая, — просипел он, — чуть не задушила!
— Сейчас, Дашенька, иду… — захлопотала Нина, вставая.
Веселящий розовый газ бешенства понемногу начал улетучиваться из головы. Она поправила разорвавшуюся на груди кофточку, заправила за ухо растрепанные волосы.
— Нина, ну что ты! — Муж положил ладонь на плечо. — Что ж я тебе сделал такое? За что ты меня так ненавидишь?
— Уйди! — глухим, как будто не своим голосом проговорила Нина. — Лучше уйди!
Вскоре из комнаты донесся ее воркующий голос. Дети смеялись и щебетали, соскучившись по матери.
— А где Кутькова? — капризно ныла невыспавшаяся Даша. — Она обещала нас сегодня повести на качели!
— Пойдем, обязательно пойдем! — пообедала Нина. — А Кутьковой здесь больше никогда не будет…
Конечно же она осталась с мужем. Куда она могла уйти с двумя малолетними детьми? К кому?
Вечером окончательно протрезвевший и потому безмерно виноватый Иван валялся перед ней на коленях.
— Прости, Нина, прости… — твердил он. — Даже не знаю, как все получилось… Пьян был, понимаешь? — Он печально покачал головой и схватился руками за шею. — Ох, горло болит…
— Так тебе и надо, — уже без злости проговорила Нина и неожиданно прижалась к мужу. — Ох, как я соскучилась…
— А как же Корзунов? — осторожно спросил Иван, отстраняясь.
— Какой еще Корзунов? — рассмеялась Нина. — Это все твои пьяные бредни!
Ничего у меня с ним не было и быть не могло.
— Но мне же рассказывали!
— Кто рассказывал?
— Макс Руденко слышал, как на студии говорили, и вообще…
— Слушай его больше.
Так они помирились.
После этого случая Тарабрин, словно заглянув в глаза близкой смерти, зарекся пить.
