- Что там говорить, - заявил при мне самый обыкновенный, что называется "серый" городской обыватель, - просто по злобе все это, мина подведена...
Посмотрел я на этого простосердечного русака и подумал: "устами младенцев возвещается правда". Ведь вот передо мной действительно политический младенец, и он, сын народа, чутко уловил самое главное, самую основу как этого, так и всякого другого, когда-либо возникавшего обвинения в ритуальном убийстве христиан евреями... Действительно, здесь "мина подведена", и ничего больше нет и не может быть в этом кошмарном клубке, который приобрел теперь историческое имя "дела Бейлиса".
С облегченным сердцем шел я в суд.
Я привык наблюдать толпу, массы, и это отрадное, честное настроение киевлян, уверен, не может не проникнуть туда, за холодные стены суда, и там оно должно претвориться в мужественную правду и справедливость.
{26}
V.
В суде.
Около суда и в суде настроение особенное, повышенное, боязливое. Полиция всюду: и конная и пешая, почти запрещающая даже проходить около суда,.. Иду через несколько полицейских дозоров, расположенных в самом суде... Везде спрашивают, вежливо и предупредительно, билет...
Вот, наконец, я в раздевальной. Вот я и в зале суда... Народа еще мало... Начинают являться эксперты... Вот ксендз Пранайтис... Интересная фигура... Лойола принял бы его несомненно в самые близкие свои сотрудники... Седой, ершистый, стриженный, как и все ксендзы, плотно поджавший нижнюю губу, он углубился в чтение какой-то книжки, а сам... сам тщательно и осторожно наблюдает залу, словно высматривая кого-то, словно намечая жертву своего воздействия... Худой, матового цвета от седеющей бритой бороды, так густо пробивающейся сквозь щеки и подбородок, он вдруг неожиданно вспыхивает, и краска багряно-синеватой крови пятнами заливает его окостенелое лицо. Павлов, Бехтерев, Косоротов, Троицкий, Коковцов, московский ученейший раввин Мазе. Да как их много! Будет буря, будет бой, и твердо верится, что тысячелетняя наука не сдаст своих позиций перед натиском тьмы и невежества... Каково-то будет господину прокурору сражаться со всеми этими профессорами и академиками, среди которых есть европейские знаменитости!
Но где же Сикорский?.. Его нет, он болен. Ах, как мне искренно жаль, что я не увижу, что я не услышу этого редкого человека, который, вопреки всякому здравому смыслу, так охотно законопачивает невинных людей в сумасшедшие дома: достаточно вспомнить дело сектанта Кондрата Малеванного, который, благодаря экспертизе этого "ученейшего" мужа, полтора десятка лет протомился в казанском сумасшедшем доме, откуда и был выпущен здравым и невредимым с наступлением дней российских свобод первой русской революции 1905 г.
