Не раз принимались за извлечение башен, но они упрямо уходили в грунт. Пригласили для консультации знаменитых английских, итальянских, японских морских специалистов, и все они авторитетно заявили, что орудийные башни в зыбком грунте северного участка Севастопольской бухты невозможно поднять.
- Достанем! - решительно сказали молодые водолазы.
Целое лето мы догоняли башни когда-то грозного дредноута. Казалось, вот-вот подденем тросами... И снова убегают они, прячутся в вязком иле.
Мы превратились в песчаных свиней - так яростно рылись в грязи.
Все дальше убегало дно бухты, а рядом все выше поднимались горы намытого песку. Мощный грунтосос "Карбедзь" выбрасывал вместе с грунтом камни и черепа погибших матросов. У водолаза Барашкова втянуло в пасть насоса манжет рубашки, еле руку успел выдернуть, а рукав оторвало. В костюм хлынула вода. Еле вытащили человека из тридцатиметровой ямы. Конечно, все мы перепугались.
"Это что - рукав, - сказал нам тогда водолаз Сезонов, - куда более страшный случай произошел, когда мы обследовали отсеки внутри "Марии".
В котельном отделении даже на плоту, словно по большому озеру, плавали. Сумрачно там, как в чугунном склепе. Над головой тяжелые пятидесятитонные котлы... Воздух сырой. Капля сверху сорвется, шлепнется об воду да так гулко, что даже вздрагиваешь.
Дредноут, как вы знаете, вверх килем лежал. В днище отверстие пробили, огромную трубу вставили - шлюзовое приспособление, наследство мостостроителя Альберта Томи. По этой трубе и спускались на "Марию", без водолазного костюма. У каждого из нас свечка в руке. Открыли однажды еще не осмотренный отсек, а там сероводород. Газ как полыхнул - целое облако огня вырвалось. Еле выбежали. И с нами комиссар Каменецкий ходил. Посмотрел я на него, да так и обмер. Глаза у Каменецкого нет! И не кричит. Хочу ему сказать - голоса нет. Наконец выдавил: "Товарищ комиссар, у вас же глаз выбит!" А он спокойно разжимает кулак и протягивает мне на ладони глаз... "Не бойся, Тимофей Михайлович, - говорит, - потрогай". А я в себя прийти не могу. Дотронулся... Глаз-то оказался стеклянным. Каменецкий, как попал в "Марию", сам вынул его".
Только осенью, пройдя еще примерно десяток метров, мы подсекли наконец первую орудийную башню и пристегнули к ней круглые понтоны. И вот мы стоим на берегу поздним вечером. Клокотала и вздувалась вода, окрашенная ярким светом прожекторов, направленных со всех кораблей севастопольской бухты. На поверхности, в ожерелье железных понтонов, вынырнула трехсоттонная чугунная махина. Она поднимала на себе огромный кумачовый лозунг: "Нет такой крепости, которую бы не взяли большевики!"
