Первым делом Гурский нашел на вокзале туалет. Умылся, перелил коньяк во флягу и рассмотрел купленный ночью билет. «Черт возьми, – возмутился он, – а что это она мне плацкартный дала? Ну да, я же не сказал, а она и не спросила. Увидела рожу… и дала в соответствии».
Он подошел к кассе.
– Девушка, я тут не посмотрел, вы мне плацкартный дали, а я…
– Я вам ничего не продавала.
– Ну да, не вы, но мне вот до Комсомольски…
– Что вы хотите?
– Я? СВ, разумеется.
– Нет СВ.
– А что есть?
– Купе.
– Ну ладно, давайте купе. Только целиком, я доплачу.
– Как это целиком?
– Ну как… чтобы никого больше в этом купе не было. Чтобы я один там ехал. Один, понимаете? •
– Минуточку, – кассир уткнулась в компьютер. – Нет, – наконец сказала она. – Не получается.
– Как это?
– Ну, пассажир, что вы мне голову морочите, я вам говорю нет, значит нет. Хотите, давайте я вам четыре билета купейных продам в один вагон, сами потом там и разбирайтесь, ну Боже мой…
– Не хочу.
– А чего вы от меня хотите-то?
– Ехать хочу по-человечески.
– Ну и езжайте себе. Возьмите билет, как все, и езжайте,
– Хорошо. Давайте.
– Чего давать-то вам?
– Дайте мне билет, и я поеду себе, как все.
– Какой билет-то вам, купейный?
– Купейный.
– Минуточку…
Адашев-Гурский вышел на перрон и пошел вдоль поезда. С трудом протиснулся сквозь толпу каких-то военных, которые, стоя у вагона, передавали свои билеты старшему, а уж тот предъявлял их проводнику и считал свою команду по головам.
Отыскав свой вагон, Александр показал билет, шагнул в тамбур, с удовольствием вдохнул специфический железнодорожный запах и, пройдя по коридору, вошел в пустое купе.
Здесь он засунул сумку в рундук под нижней полкой, повесил куртку на вешалку, закрыл дверь, уселся в уголок к окошку, положил руки на стол и закрыл глаза.
Наконец-то впервые за все это время он остался один, и не надо было ничего врать, придумывать, чтобы просто вот так посидеть в тишине.
А потом он возьмет белье, застелит постель и будет спокойно спать под мерный перестук колес до того самого момента, когда проводник разбудит его перед Комсомольском. Как хорошо быть одному. Какое счастье. И можно наконец снять ботинки.
В коридоре послышались голоса, дверь купе открылась, и в проеме возник коренастый мужчина в коротком пальто, мохнатой шапке и с большой сумкой в руках.
– Ну вот! – радостно сказал он. – А ты, мать, горевала! Мужик у нас здесь. Здрасьте!
– Добрый день, – Гурский попытался было вежливо привстать.
