Попробуйте рассказать о себе тысячу раз всем подряд, начиная от жены и кончая случайным попутчиком в поезде, – и вы поймете, насколько вы одиноки. Но выслушайте кого-нибудь однажды, выслушайте по-настоящему, как себя самого, полюбите его, хоть ненадолго, – и ваше одиночество пройдет.
* * *
Она ворвалась ко мне, как фурия, напомнив какую-то давнюю сцену из детективного сна с ее участием. Как она разыскала меня в Москве – до сих пор не понимаю!
– Предатель! – крикнула она, распахнув дверь и вырастая на пороге в длинном кожаном пальто и с сумочкой на ремешке.
Я лежал на тахте – небритый, голодный и равнодушный.
«Регина… – только и успел подумать я. – Господи, Регина!»
Она шагнула в комнату (за ее спиной в полумраке прихожей я разглядел испуганное лицо моего приятеля) и хлопнула дверью так, что вздрогнул воздух.
– Встань! – заорала она голосом фельдфебеля. – Встань! К тебе пришла женщина, ренегат!
Я вяло поднялся с тахты и предстал перед нею в сером свалявшемся свитере, трикотажных тренировочных брюках и шлепанцах. Регина обошла меня, как музейный экспонат, как какую-нибудь скульптуру, удовлетворенно оглядывая с ног до головы.
– Хорош! – заключила она. – Можешь сесть.
Я так же вяло опустился обратно на тахту.
Робко приоткрылась дверь, из-за нее показалась голова приятеля.
– Может быть, желаете кофе? – спросил он, с любопытством оглядывая Регину.
– Я желаю, чтобы вы оставили нас в покое! – отрезала она.
Голова исчезла.
Не знаю – почему, но во мне есть нечто такое, что позволяет окружающим учить меня жить. Всем кажется, что без надлежащего руководства я просто пропаду. Виною тут моя привычка сомневаться в себе, а также в некоторых истинах, которые считаются непогрешимыми. Однако сомнение и несамостоятельность – разные вещи. И я не понимаю, по какому праву меня все время поучают.
Вот и сейчас, едва опомнившись от воспитательного монолога своего приятеля, я попал под критику Регины.
– Ну конечно! – говорила она с сарказмом. – Нам подай все на тарелочке с голубой каемочкой. Сначала создай условия, а потом мы, может быть, потворим. Только чтоб нам непременно сказали спасибо, чтобы дыхание у всех перехватывало от благодарности. Как же! Маэстро снизошел! А этого вот не хочешь! – Она вдруг резко выбросила вперед фигу, из которой торчал острый рубиновый ноготь большого пальца. – Таких слюнтяев я перевидала достаточно, будь спокоен! Если ты не умеешь донести свой дар до людей – через не могу, через борьбу, непонимание, непризнание, зависть, клевету, через стиснув зубы, – у тебя нет таланта.
