- Здравствуйте, Надежда Васильевна! - сказал он хо зяйке. - Поздравляю вас с приездом! Я сейчас проходил мимо вашего дома, увидел огни и по этому только узнал, что вы возвратились из чужих краев. Ну что ж, поправилось ли ваше здоровье?
- Да, я чувствую себя лучше, - отвечала вежливо, но очень холодно Днепровская.
- Слава богу! Здравствуй, Александр Михайлович! продолжал Луцкий, взяв меня за руку. - Ты совсем меня забыл. Я извинился недосугом. Князь Двинский кинул любопытный взор на Луцкого и, вероятно, не найдя ничего смешного' mh в его наружности, ни в платье, весьма простом, но очень чистом и опрятном, не удостоил его дальнейшего внимания. Закамский и Лугин оба были знакомы с Яковом Сергеевичем, первый видал его у меня, а второй служил с ним некогда в одном полку. Они стали разговаривать, а я сел подле хозяйки.
- Вы давно знакомы с Луцким? - спросила она впол голоса.
- С лишком два года, - отвечал я.
- Он весьма хороший человек, мой муж без памяти его любит... я и сама очень уважаю Якова Сергеевича, но он так строг в своих суждениях, так неумолим, когда он гово рит о наших страстях и пороках, а пороком он называет все, даже самые извинительные, слабости и, сверх того, требует от нас, бедных женщин, такого невозможного совер шенства, что - признаться ль вам? - я не люблю, я боюсь его.
- Вы меня удивляете! Он самый снисходительный и кроткий человек.
- Ну нет, не всегда. Впрочем, я не обвиняю его. Когда под старость человек перестанет жить сердцем, когда все страсти его умирают, весьма натурально, что он становится строже, если не к себе, то, по крайней мере, к другим. Он думает, что можно подчинить сердце рассудку, потому что его собственное сердце давно уже перестало биться для любви. Если б все старые люди почаще вспоминали про свою молодость, то были б к нам гораздо снисходительнее, но эти строгие моралисты так беспамятливы... А кстати, о памяти! - прибавила Надина, опустив книзу свои длинные ресницы, - Вы, кажется, не можете на нее пожаловаться: вы вспомнили, что тому назад почти три года...
- Мы встретились с вами около Москвы на большой дороге? Да разве я мог это забыть, Надежда Васильевна? Днепровская взглянула на меня так мило, что показалась мне еще во сто раз лучше прежнего.
- Я узнала вас с первого взгляда, - шепнула она впол голоса, - но, кажется, вы...
- О, поверьте, и я также! Я солгал, и, конечно, эта ложь была не во спасение, но мне было двадцать лет, а Надина была так прекрасна! Ее черные, пламенные глаза смотрели на меня так ласково, с таким робким ожиданием... Ну, воля ваша! А эта первая ложь, право, была извинительна.
