- Что, Александр Михайлович, - сказал Луцкий, по дойдя ко мне, - что пишут тебе из деревни? Здорова ли твоя невеста?
- Невеста! - подхватила Днепровская.
- А вы этого не знали, Надежда Васильевна? Александр Михайлович помолвлен.
- Здравствуй, Яков Сергеевич! - закричал хозяин, входя в диванную. - Здравствуй, друг сердечный! продолжал он, обнимая Луцкого. - Извини, что я не прислал сказать тебе - сам хотел приехать. Ну что, как ты находишь Нади-ну? Ей воды, кажется, помогли? Да что это, Наденька, тебе опять дурно? Ты так бледна, мой друг!.. Что это такое?.. В другой раз сегодня.
- Нет, я чувствую себя хорошо, - сказала Днепровская.
- То-то хорошо! Ох эти балы!.. Ну, Яков Сергеевич, расскажи-ка мне, что ты без нас делал? Как поживаешь? Да пойдем в гостиную: здесь тесно. Хозяин увел с собою Луцкого.
- Вы помолвлены, Александр Михайлович? - сказала Днепровская. - Можно ли спросить - на ком?
- На Марье Михайловне Белозерской.
- Дочери вашего опекуна? Я думала, что она еще ре бенок.
- Да! Она очень молода.
- А, понимаю! Эта свадьба по расчету? "И по любви", - хотел я сказать громко, во услышанье всем, но проклятый язык мой как будто бы не хотел по вернуться.
- Да это так и быть должно, - продолжала Днепров ская. - В ваши года можно жениться только по каким-ни будь семейным причинам... Впрочем, это может быть и по страсти... Вы, верно, влюблены?
- Мы росли и воспитывались вместе.
- Я не о том вас спрашиваю... Вы очень любите вашу невесту?
- Как родную сестру, - отвечал я, стараясь не покрас неть. Вот уж эта вторая ложь была гораздо хуже первой, она как тяжелый камень легла мне на душу. "Так зачем же вы солгали?" - спросят меня читатели. Зачем? Вот то-то и дело, что мы, господа мужчины, почти все такие же кокетки, как и женщины. Мы часто желаем нравиться не потому, что любим сами, а из одного ничтожного самолюбия. В женщинах мы называем это самолюбие кокетством и ужасно на него нападаем, а сами... Да что и говорить! мы и в этом отношении ничем их не лучше. Конечно, не всякий из' нас, любя искренно одну, уверять в том же станет другую, но также и не всякий решится сказать прекрасной женщине, особливо если она смотрит на него ласково: "Да, точно! Я люблю, но только не вас!" Мой разговор с Днепровскою не долго продолжался: к нам в диванную пришла музыкантша-графиня, которая кончила свою партию в рокамболь. Она завладела хозяйкою, потом разговор сделался общим, и, когда все пошли ужи нать, я уехал потихоньку домой.
