за то, что ты во всем передовая, что на земле давно матриархат отбить, обуть, быть умной, хохотать, такая мука - непередаваемо!
Влепи в него салат из солонины. Мужчины, рыцари, куда ж девались вы?! Так хочется к кому-то прислониться увы...
Бей, реваншистка! Жизнь - как белый танец. Не он, а ты его, отбивши, тянешь. Пол-литра купишь. Как он скучен, хрыч! Намучишься, пока расшевелишь.
Ну можно ли в жилет пулять мороженым?! А можно ли
в капронах
ждать в морозы? Самой восьмого покупать мимозы можно?!
Виновные, валитесь на колени, колонны, люди, лунные аллеи, вы без нее давно бы околели! Смотрите, из-под грязного стола она, шатаясь, к зеркалу пошла.
"Ах, зеркало, прохладное стекло, шепчу в тебя бессвязными словами, сама к себе губами прислоняюсь и по тебе
сползаю тяжело, и думаю: трусишки, нету сил меня бы кто хотя бы отлупил!.." 1964 Андрей Вознесенский. Не отрекусь. Избранная лирика. Минск, "БелАДИ", 1996.
ОСЕНЬ С.Щипачеву
Утиных крыльев переплеск. И на тропинках заповедных последних паутинок блеск, последних спиц велосипедных.
И ты примеру их последуй, стучись проститься в дом последний. В том доме женщина живет и мужа к ужину не ждет.
Она откинет мне щеколду, к тужурке припадет щекою, она, смеясь, протянет рот. И вдруг, погаснув, все поймет поймет осенний зов полей, полет семян, ра 1000 спад семей...
Озябшая и молодая, она подумает о том, что яблонька и та - с плодами, буренушка и та - с телком.
Что бродит жизнь в дубовых дуплах, в полях, в домах, в лесах продутых, им - колоситься, токовать. Ей - голосить и тосковать.
Как эти губы жарко шепчут: "Зачем мне руки, груди, плечи? К чему мне жить и печь топить и на работу выходить?"
Ее я за плечи возьму я сам не знаю, что к чему...
А за окошком в юном инее лежат поля из алюминия. По ним - черны, по ним - седы, до железнодорожной линии Протянутся мои следы. 1959 Строфы века. Антология русской поэзии. Сост. Е.Евтушенко. Минск-Москва, "Полифакт", 1995.
БЬЮТ ЖЕНЩИНУ Бьют женщину. Блестит белок. В машине темень и жара. И бьются ноги в потолок, как белые прожектора!
Бьют женщину. Так бьют рабынь. Она в заплаканной красе срывает ручку как рубильник, выбрасываясь
на шоссе!
И взвизгивали тормоза. К ней подбегали, тормоша. И волочили и лупили лицом по лугу и крапиве... Подонок, как он бил подробно, стиляга, Чайльд-Гарольд, битюг! Вонзался в дышащие ребра ботинок узкий, как утюг.
О, упоенье оккупанта, изыски деревенщины... У поворота на Купавну бьют женщину.
