Даже ставшее за последние годы привычным ощущение ненужности и бесцельности собственного существования, с которым Иллариону приходилось бороться днем и ночью, отошло куда-то на задний план, уступив место простой и незатейливой радости жизни. "Все живое - трава", - вспомнилось Иллариону название прочитанного когда-то давным-давно романа. Помнится, дело было на полигоне, книга попала ему в руки совершенно случайно, и он просмотрел ее по диагонали за вечер - это была фантастика, к которой капитан Забродов относился со снисходительной скукой. Как и следовало ожидать, содержание романа в подметки не годилось названию, но само название накрепко засело в памяти - была в нем маленькая частичка какой-то последней правды.
Закончив зарядку, он умылся у колодца и вернулся в дом, где уже горел огонь в плите, посапывал, древний эмалированный чайник, и шипела посреди стола, распространяя вкусные запахи, большая закопченная сковорода. Федор Григорьевич кухарил, держа в зубах неизменную беломорину. Это получалось у него сноровисто и ловко - он был вдов уже десять лет. Замужняя дочь давным-давно перебралась в город, так что с кастрюлями и сковородками егерь Нефедов управлялся ничуть не хуже, чем с ружьем, топором или конской упряжью.
- Набегался? - бросил он на Иллариона быстрый взгляд из-под густых нависающих бровей. - Экий ты... прямо как боровик. Свежий, крепкий, так и хочется пальцем потыкать.
- Не стесняйся, - разрешил Илларион и сделал грудь колесом.
Федор Григорьевич только хмыкнул, затягиваясь папиросой и вороша дрова в плите.
- Железный ты мужик, Илларион, - сказал он. - Все тебе нипочем. Неужто голова после вчерашнего не болит?
- А чему в ней болеть? - Илларион удивленно округлил глаза. - Там же сплошная кость!
Для наглядности он постучал себя согнутым пальцем по макушке и пошел одеваться.
Они плотно, по-мужски позавтракали яичницей с салом, заедая ее толстыми ломтями ржаного хлеба с зеленым луком.
- Последний, - сказал о луке Федор Григорьевич.
Подумав, он вынул из шкафчика недопитую с вечера бутылку и сделал вопросительное движение горлышком в сторону Иллариона.
- Ни-ни, - сказал Забродов. - Я, конечно," человек русский, но за рулем, как правило, не пью.
- С каких это пор? - недоверчиво хрюкнув, поинтересовался Нефедов. Ну, хозяин - барин, неволить не буду. А мне требуется, ты уж не обессудь.
Он выпил рюмку и сразу же убрал бутылку от греха подальше.
- А то погостил бы еще, - предложил он, разливая чай. - Все веселее. Веришь, поговорить не с кем, кроме этого дурака хвостатого, - он кивнул в сторону окна, за которым катался по траве совершенно обалдевший от полноты жизни Бубен.
