Ковалев расположился в задней кабине "У-2" и дал газ. Машина бежала долго, ее лыжи никак не могли оторваться от липкого снега. Пришлось взять ручку немного на себя, и самолет повис в воздухе.
Ковалев стал набирать высоту, сравнивая положение моторного капота с горизонтом, кусок которого заслоняла неподвижная широкая спина в кожаном реглане -- Сергея Холопцева.
В тот раз, когда он впервые поднял Ковалева в воздух, он так же сидел в передней кабине и отпускал в резиновую трубку, а через нее в его уши всякие нелестные замечания.
-- Зачем зажал ручку, все равно из нее сметанки не выжмешь? -- гудел он, зная, что Ковалев любит полакомиться в аэродромном буфете сметанкой с сахарным песком.
Ковалев немного отпускал ручку управления, но вскоре забывался и опять судорожно зажимал ее в своей руке, орудуя ею, как кочегар лопатой. От этого машину резко швыряло то вверх, то вниз, будто ее качали океанские волны, а со стороны можно было подумать, как порой говорят летчики, что он гоняется за блохой.
-- Опять зажал управление, -- мягко и вкрадчиво слышалось в наушниках.
Инструктор решил, видимо, применить так называемый индивидуальный подход и сбавил свой грозный тон.
-- Рулями надо работать нежно, как любимую девушку ласкаешь, -продолжал он. -- К ручке надо еле-еле прикасаться...
Такое сравнение было достаточно понятно. Ковалев разжимал руки, которые заныли от напряжения.
-- Ладно! Оставь управление. На первый раз хватит. Ну-ка, а теперь покажи, где наш аэродром.
Ковалев быстро высунул голову за борт, увидел какую-то незнакомую местность и наугад показал пальцами вниз, как раз в противоположную сторону.
-- Нашел! -- усмехнулся инструктор. -- Только не то, что нужно.
И он пошел на посадку, всю дорогу читая нотации: что, дескать, некоторые учлеты не уважают теорию, мало занимаются ею, им бы только подлетнуть...
Ковалев краснел, -- он это видел в зеркало, -- и, спрыгнув на землю, почувствовал себя на седьмом небе.
Теперь все это было позади, как и тот аэродром, с которого они только что поднялись.
Ковалев взглянул на высотомер. Он показывал всего четыреста метров, а белесые обрывки облаков уже стали цепляться за самолет. Ему не хотелось лететь в тумане, он думал было чуть снизиться, но получил команду пробиваться вверх. Пришлось добавить обороты мотору, и полминуты спустя густые клубы тумана поглотили самолет. Летчики потеряли из виду и землю и небо. Самолет отметал в стороны похожие на клочья ваты равные кусаки облаков, которые то и дело скрывали от взора то одну плоскость, то другую или же делали невидимой всю машину, кроме приборной доски, в которую Ковалев уставился глазами.
