– Они… другие, – прошептала Вивиана, с интересом приглядываясь к снимкам. – Свет…
– Я просто снимал на свой «Никон». Свет естественный. До этого я портретов не делал.
– Невероятно. Можно подумать, что это снимки мастера. Так значит, ты еврей? Ортодоксальный?
– Уже нет, – ответил я.
– А что семья думает о твоей любви к фотографии?
– Когда мы общались последний раз, несколько лет назад, мне показалось, что им это не слишком нравится, – пошутил я. – В Нью-Йорк я приехал один. По ночам работаю барменом, днем снимаю.
Вивиана захлопнула альбом и снова уставилась на меня.
– Ты принят. Тут и думать нечего.
С моего отъезда из Брайтона прошла целая вечность – или, по крайней мере, мне так казалось – но некоторые привычки так никуда и не делись. Каждый раз, когда женщина протягивала мне руку, я как идиот застывал на пару секунд, прежде чем пожать ее. Меня много лет учили даже не касаться женщин, не то что руки им жать. За несколько недель испытательного срока у Вивианы я познакомился с новыми людьми и столкнулся со старыми привычками. Не раз после долгих часов работы Вивиана предлагала мне злаковый батончик, но я, хоть и умирал от голода, отказывался; я настолько привык избегать еды, приготовленной где‐то кроме маминой кухни, что даже теперь, начав есть некошерное, с трудом мог переключиться в светский режим.
Когда Вивиана приняла в команду меня и еще одного ассистента по имени Трейвон – афроамериканца лет двадцати пяти и выше меня по крайней мере раза в два – мне пришлось столкнуться с суровой реальностью лицом к лицу: зарплата ассистента не позволяла отказаться от работы в баре, так что три ночи в неделю я по‐прежнему вкалывал в «Роксе».
Первым заданием новой начальницы было прочесть гору книг и журналов, чтобы разобраться в модной съемке.
– Твоих знаний явно недостаточно, – Вивиана посмотрела на меня своим взглядом серийного убийцы, с которым я теперь был отлично знаком.
В списке чтения оказались главным образом фотоальбомы, модные съемки прошлых лет, пара давних выпусков «Доуп» и толстенная книга какого‐то препода из Нью-Йоркского университета, в которой он анализировал рекламу модных домов на протяжении всего двадцатого века. Было странно снова садиться за книги, особенно учитывая легкость, с которой я решился уйти из колледжа Баруха после первого же семестра. Я тогда решил, что университетские аудитории не для меня; хотелось окунуться в нью-йоркскую жизнь, а не сидеть взаперти, разглядывая как дурачок презентации в «Пауэр Пойнт». И что же, вот он я, сижу в своей комнате за письменным столом над старыми фотоальбомами, которые должен быть изучить по настоянию Вивианы.
