– Немного понижено, но не критично, – констатирует медсестра. – Раньше подобное было? Если да, то при каких обстоятельствах?
– Н-нет, – отвечаю не сразу, потому как в памяти всплывает один-единственный случай.
Это было в самом начале беременности Ильей. Тогда на улице резко потеплело, а отопление дома продолжало жарить. Мне весь день не хватало воздуха, я ходила, открывала окна и в какой-то момент просто не выдержала. Правда, пришла в себя уже через несколько секунд, но маму сильно напугала.
Но тогда была причина, а сейчас? Беременность? Исключено! Герман рассказал, что не может больше иметь детей. С Лешей у нас близости давно не было. К тому же критические дни прошли уже в доме Кравицкого.
– Тогда посидите еще немного. Мы как раз возьмем у вас соскоб с внутренней щечной поверхности полости рта для теста ДНК. И сделаем срочный анализ крови, чтобы удостовериться, что с вами все в порядке. Если пожелаете, можете остаться для более углубленного обследования. Тем более если это у вас впервые.
Смотрю с надеждой на Германа в поисках поддержки. Я абсолютно не хочу оставаться в больнице! Пожалуйста?! Не надо…
Но категоричный взгляд становится мне красноречивым ответом.
Ладно, не смертельно. В конце концов, вначале действительно стоит дождаться результатов, а там уже можно судить.
Я молча выполняю все распоряжения медсестры и выдыхаю свободно только тогда, когда она уходит, оставляя нас одних.
– Ты действительно хорошо себя чувствуешь? – снова бурчит Кравицкий. Правда, на этот раз в тоне угадываются заботливые нотки. – Ты меня напугала.
– Это просто нервы, – улыбаюсь как можно беззаботней. – За последние дни навалилось много всего. Я и ночами плохо спала. Переживала.
– И все равно, Соня, не надо игнорировать такие симптомы. Это может быть очень опасно.
Я могу понять его тревоги. Особенно после случая с Александрой. Меня до сих пор прошибает холодным потом только от одной мысли, что Илью могла бы воспитывать женщина с психическими отклонениями. И неизвестно, в какой момент ее психика дала бы сбой, а самое главное – как бы это отразилось на сыне.
Она ведь прекрасно понимала, что этот ребенок ей не родной. Никаких материнских чувств к нему не испытывала. Даже Герман признал сей факт.
– Пойдем лучше на улице прогуляемся? – предлагаю с улыбкой. – Там шикарная погода, а здесь все пропитано химозно-медикаментозным запахом. Дышать тяжело.
Кравицкий без раздумий соглашается. Похоже, стены клиники давят и на него тоже.
