Я закусываю губу, не ощущая боли. Не веря в услышанное. А если это правда? Если Илюша действительно мой родной сын? Моя кровь и плоть? Если Александра на самом деле взяла мою донорскую яйцеклетку без моего ведома? С нее станется, она и не на такое способна.
Нет, я и до того считала Илью родным. Он для меня был и остается самым близкий, самым любимым ребенком на свете. А теперь получается, что, возможно, я была не так уж и далека от истины, считая его своим сыном. На законных и общечеловеческих основаниях.
– Выявилось? – повторяю машинально.
А ведь у меня был выбор. И в моей непростой ситуации, когда от него отказались Кравицкие, врач посоветовала сдать его в детский дом. А если бы я ее послушала? Если бы мама не поддержала меня тогда? Если бы… я могла лишиться родного сына?
– Александра скрывала все эти годы важную информацию от меня. Увы, но в ее случае был велик риск того, что заболевание передалось бы от матери к малышу. Поэтому, видимо, она и пошла на этот обман, – отвечает на вопрос. – Не переживай. Слава богу, у нее хватило ума поступить правильно.
– Я поняла.
Боже! Но ведь если подозрения Кравицкого верны, то теперь у меня гораздо больше козырей на руках. Родная мать – это вам не суррогатная!
А если нет?
Сомнения кувалдой бьют по и без того израненной психике.
– Тебе нужно будет сдать необходимые анализы. Но вообще, помня, как ты боролась за Илью, я предположил…
– Нет, – качаю головой. – Меня в курс дела не вводили. А почему ты не спросишь напрямую у Александры?
– К сожалению, пока это невозможно. Она проходит курс интенсивной терапии, ей предстоит долгое лечение, и врач не советовал в ближайшее время поднимать в разговорах с ней болезненные темы. Дабы не спровоцировать новый приступ.
– Все настолько плохо?
– Увы.
– Кошмар, – выдыхаю потрясенно.
Хоть эта женщина совершенно не заслуживает сострадания, мне все равно чисто по-человечески ее жаль. Это ведь, наверное, тоже непросто – жить с пониманием, что в любой момент твоя жизнь резко может пойти под откос, независимо от твоих действий. Просто в какой-то момент мозг решит, что устал. И помашет ручкой.
– Поэтому я вернулся сегодня пораньше. Переодевайся, возьми документы и поехали.
– Сейчас?
– А чего тянуть? Илью можешь не брать, за ним присмотрят.
– Ну уж нет! – реагирую остро.
У меня до сих пор свежо в памяти, чем закончилась последняя такая поездка, когда я оставила сына дома. И пусть завершилось все хорошо, пусть я осознаю, что как бы ни старалась – не смогу всегда быть с ним рядом, да и не нужно это, но посеянный страх не дает покоя.
