— А я Дарима, — положив ладони на колени и смущённо поджав плечи, представилась она и заулыбалась.
Её большие восточные глаза уставились прямо на него.
— А правда, что вы дрались с восьмерыми разбойниками в нашем трактире и всех убили? — заёрзав на стуле, вдруг спросила она.
— Я? С восьмерыми? — рассмеялся Гаспар. — Это тебе Годо такое рассказал?
— Нет. Господин Годо совсем о вас не говорит. И мне велел строго-настрого о вас ни с кем не разговаривать. Просто судачат местные. Я сразу поняла, что о вас.
— Нет, Дарима, люди врут. Так, повздорили слегка. Но я никого не убивал. Честное слово! Разве я похож на кровожадного убийцу? — приподняв бровь, спросил он.
— Нет, у вас очень добрые глаза, — снова заёрзав, сказала она. — Но у вас столько шрамов. Вы мне больше напоминаете сказочного рыцаря, — мечтательно вздохнув, добавила она.
— Ты видела мои шрамы? — удивлённо вскинув бровь, спросил Гаспар.
— Ой! — прижав ладонь ко рту, осеклась она. — Я отмывала вас от крови. Вы тогда были без чувств, а после ещё долго бредили.
— О, Господь милосердный, ты видела меня голым, — покачивая головой, усмехнулся Гаспар.
— Угу, — закусив стыдливо палец, произнесла она.
— Ну что же. Придётся теперь на тебе жениться, — пожимая плечами, сказал он.
— Скажете тоже, жениться, — хихикнула Дарима. — Вы, должно быть, уже женаты. Такой высокий, сильный, красивый. Такие одинокими не бывают.
Гаспар приумолк, провалившись куда-то в глубины нахлынувших воспоминаний. Затем, вскинув брови, вздохнул и снова посмотрел на Дариму.
— Да. Осталась у меня в Орлеане одна дама. Хотя зная её безудержную тягу к вину и веселью, едва ли она ещё остаётся моей.
— А я вот редко пью. Только когда нет настроения петь, а господин Годо очень просит.
— Ты поёшь? — с искренним удивлением спросил Гаспар.
— Да и немного играю на мандолине. Пою иногда для посетителей трактира. Хотя чаще я бываю на кухне. Говорят, что никто таких вкусных пирогов не печёт во всей Ракше. Я нарасхват, — улыбаясь, кокетливо сказала она. — Господин Годо часто говорит, что трактир только на мне и держится.
— Убеждён, он не льстит, — откусив край пирога и зажмуривая от удовольствия глаза, произнёс Гаспар.
— А хотите, я и вам спою? — подскочив на стуле, вдруг оживлённо спросила она.
— Спрашиваешь?! — вытаращив на неё свои карие глаза, сказал Гаспар.
Пышка, словно на крыльях, выпорхнула из комнаты и тут же вернулась, сжимая в руках мандолину. Приняв артистичную позу и игриво посмотрев на Гаспара, она заиграла. Комната наполнилась мелодичной грустью.
