Мне слишком тяжело, но, выпуская эмоции наружу, я даю себе слово, что больше не буду рыдать в этом доме. Больше не буду плакать из-за этого мужчины. И никогда не позволю никому больше себя обидеть!
Собственно говоря, последнее обещание я давала себе, когда отправлялась на встречу с отцом. Чтобы заявить о себе и о своих правах.
Мне надоело думать о благе других. Достаточно я вытерпела в своей жизни унижений и издевательств. Досыта убедившись, что люди жестоки, я невольно и сама ожесточилась.
При встрече с Ибрагимом я вели себя скорее, как волчица, нежели человек. Добраться до него было тяжело, но я смогла. Подкупила, хотя больше уговорила одну женщину из прислуги.
Он сначала не воспринял меня всерьёз. Цинично усмехался и едва ли не прогнал. Но у меня было такое весомое неоспоримое доказательство, что я его кровь, что он аж онемел и умылся, когда я его предъявила. Никогда не забуду его лица в тот самый момент.
Потом я много чего наговорила, не особо думая и осознавая свои слова. Говорила отцу, всё, что лежала на глубоком илистом дне моего сердца. А я достала, отряхнула и подала ему, как было.
Я много говорила не о нём, а о жизни, о людях, о ситуации, которая сложилась. И какие-то мои размышления его зацепили. Я читала это по его глазам.
Он тоже хищник, но поскольку опытен и мудр, слушал меня молча. Когда я, наконец, закончила и замолчала, Ибрагим сказал, что верит в то, что я его дочь и признает меня, и что теперь я буду жить здесь, в его доме.
Я не верила своим ушам.
Лучшее, на что я рассчитывала, это на денежную подачку – на! – мол – отвали. А тут: ты будешь жить в моем доме. А я ведь только на несколько дней из России приехала.
Деньги нужны были очень. Коллекторы грозились отобрать единственную квартиру. Трудно было не попросить, когда из оставшихся записей умершей матери ты узнаешь, что твой папа миллиардер. И не рублевый, а долларовый.
Я не такой человек, который просит. Всё всегда делала сама. Но жизнь заставила. Я заняла денег, оформила документы и поехала.
Из записей матери я много чего узнала о моем отце. Такие вещи, которые и жена-то родная не знала, наверное...
Поняла, почему мать боялась мне рассказать о нём многие-многие годы. Поняла, почему порой ловила на себе её задумчивый взгляд. В те моменты мама, должно быть, сравнивала меня с ним, искала что-то похожее на него или наоборот – природное опровержение. Поняла, почему одна часть во мне совсем другая. Часть своей жизни я была хорошей, как мама. Доброй, тихой, никого не обижала.
