Мой хозяин злился. Но злость в такой ситуации нередко становится плодовитой кошкой, которая приносит пометы один за другим, и злость уже заронила в него ревность и сомнение. Потому что, возвращаясь к фургону, он не уставал спрашивать себя, зачем ему отдавать себя женщине, которая, кажется, ничуть его не любит. Я осенил его мыслью, что ему нет нужды раздражаться на нее, и предложил подождать, пока он не услышит ее объяснения и не узнает всю историю.
Он не ответил на мое предложение, а просто вошел в фургон и, все еще пребывая в ярости, поехал по Бенд-роуд мимо большой колонны, на которой было написано название города. Он выехал на трудный перекресток, где между его фургоном и другой машиной вклинился трехколесный автомобиль, и если бы он не ударил по тормозам, то врезался бы в трехколесный кеке напеп[30]. Водитель маленькой машины выругал моего хозяина, съехавшего на обочину.
– Дьявол! – крикнул мой хозяин этому человеку. – Вот так вы и помирай. Твой ехай обычный кеке напеп, но твой ехай как грузовик.
Пока он кричал, зазвонил его телефон, но он не стал его доставать. Он проехал мимо собора Матери Божьей, где давно не был, потом по маленькой улочке до своей фермы. Он заглушил двигатель, достал телефон и набрал ее номер.
– Что ты делаешь? – закричала она в телефон. – Что?
– Я не… – сказал он, тяжело дыша в телефон. – Я не хочу говорить с тобой по телефону.
– Нет, ты должен со мной говорить. Что я тебе сделала?
Он отер пот со лба, опустил окно.
– Я рассердился, что ты сделала это снова.
– Что я сделала снова, Нонсо?
– Ты меня стыдишься. Ты прервала разговор, потому что кто-то вошел в комнату. – Он слышал, что его голос возвышается, что он говорит громче, впадает в неистовство, говорит тоном, который она часто называла грубым. Но он уже не мог остановиться. – Скажи мне, кто открыл дверь, когда ты отсоединилась?
– Нонсо…
– Ответь мне.
– О'кей. Моя мать.
– Ну, ты видишь? Ты отказываешься от меня. Ты не хочешь, чтобы твоя семья знала обо мне. Ты не хочешь, чтобы они знали, что я твой парень. Ты же видишь, ты отказываешься от меня перед лицом твоей родни, Ндали.
Она пыталась возразить, но он все говорил и говорил, не давая ей вставить и слово. Теперь он ждал, когда она ответит, волновался еще сильнее, не потому, что тон выдавал его, но и потому, что назвал ее по имени, а делал он это, только когда очень на нее сердился.
– Ты здесь? – спросил он.
– Да, – ответила она после паузы.
– Тогда давай говори.
