Джон держит Дебору за руку и что-то шепчет.
Лела стоит поблизости и наблюдает за происходящим. Ираклий не двинулся с места, он словно удивлен, что так легко удалось рассеять стаю бешеных псов. Над Деборой хлопочут, успокаивают ее, а народу в аэропорту все прибывает – разномастных животных, которые, к удивлению Ираклия, не выказывают желания наброситься на него.
По громкой связи объявляют, что Джона и Дебору Шериф, а также Ираклия Цхададзе просят пройти на посадку. Джон помогает Деборе подняться, и они без Ираклия идут к эскалатору. Цицо, Темур, Шалва и Мадонна поспевают за ними следом, Мадонна извиняется перед ними по-английски, Цицо по-грузински, Темур почему-то по-русски. Он провожает Дебору печальным взглядом.
Возле эскалатора Джон останавливается и еще раз со всеми прощается, на этот раз без объятий и рукопожатий. Джон просит прощения у Цицо и Мадонны, говорит, что им с женой следовало больше времени провести в Грузии, чтобы больше сблизиться с Ираклием, хотя, наверное, для обеих сторон так будет лучше.
Цицо чувствует, что кто-то теребит ее сзади, оборачивается и видит Лелу.
– Мы поедем. Мы сами доберемся до интерната.
Лела смотрит на стоящих у эскалатора Дебору и Джона, похожих на двух нахохленных птиц, сидящих в тумане на линии электропередач, и произносит с неожиданной теплотой в голосе:
– Гудбай, Джон! Гудбай, Дебора!
Лела и Ираклий покидают аэропорт. У выхода толкутся таксисты, ловят выходящих пассажиров, предлагают свои услуги. Лела с Ираклием садятся в машину.
– Багаж имеется? – спрашивает таксист.
– Нет, – говорит Лела, – нам надо на Керченскую улицу.
Водитель такси смотрит на Лелу с легким недоверием.
– Куда, в Глдани?
– Да.
– Это обойдется в пятнадцать лари.
– Знаем. Заплатим.
– Тогда поехали.
Водитель заводит машину, и они выезжают с территории аэропорта.
В такси Лела и Ираклий сидят тихо. Леле чудится, что Ираклий плачет, хотя она не смотрит в его сторону. У водителя играет музыка, в основном грузинские народные песни. Певцы надрывно и гнусаво поют о любви. Ираклий и Лела одуревают от этих мотивов.
Ираклий наклоняется к Леле, чтобы что-то сказать, но ему приходится кричать, иначе из-за громкой музыки ничего не будет слышно:
– Мой чемодан улетел с самолетом, да?
Лела от вопроса Ираклия приходит в ярость:
– Понятия не имею, ебала я тебя и твой чемодан.
Ираклий больше ничего не говорит. Отворачивается к окну, чтобы и это ругательство, и свою обиду, и свой чемодан, и всю неизведанную им Америку отдать растущим на обочине деревьям, которые стремительно скрываются из виду.
