Дети снова прыскают со смеха. У Ираклия краснеют уши.
– Короче, – продолжает Мадонна, не обращая внимания на Левана, – ребенок к сентябрю должен быть готов к отправке со всеми справками-документами. В сентябре они заедут сюда на четыре дня, больше у них времени нету. И должны его забрать. Вот что они пишут… – Мадонна наконец достала листок. – Он на английском, я постараюсь точнее перевести.
«Дорогая Мадонна, дорогая Цицо, большое спасибо за тот материал, который вы нам прислали. Мадонна, наверное, рассказывала вам о нас, но мы все равно хотим вам сказать, что наша семья добрая и заботливая… – ну вы понимаете смысл, – высылаем вам наши документы и биографию…»
Мадонна пропускает неинтересный, по ее мнению, кусок и находит абзац, который считает достойным не просто внимания, а восхищения:
– «Вы знаете, что выбрать ребенка очень трудно, мы не хотели…» – Мадонна на минуту прерывается. – В общем, они не хотели приезжать и сами здесь выбирать, потому что это эмоционально тяжело и детям, и им самим. – Мадонна читает следующий абзац: – «Сначала мы думали взять ребенка не старше шести лет, маленькие легче переносят интеграцию и адаптацию, но когда мы увидели фото Ираклия, его нежное лицо и чистый взгляд…»
Глаза Мадонны наполняются слезами, она зажимает нос большим и указательным пальцем, стараясь сдержать слезы, зажмуривается и замирает, подбородок ее дрожит, сердце сильно бьется, но вскоре она приходит в себя и, всхлипывая, дочитывает письмо.
– В общем, поэтому они и решили…
– Ва, Ика! Твоя морда им понравилась! – скалится Леван, и Цицо пронзает его взглядом.
Разрыдавшаяся Дали достает огромный платок и вытирает лицо.
Как видно, эре героев интерната предстоит продолжиться. И Ираклию суждено стать одним из них, новым героем, который достигнет большего, чем Кирилл и Ира, вместе взятые.
Дождь перестал, и Лела с Ираклием вернулись в сторожку.
– Ты не рад, пацан? – спрашивает Лела, отвесив Ираклию подзатыльник. – Потом и меня заберешь! Только не скурвись там, а то будешь потом говорить, что теперь ты американец по самые помидоры… – Лела смеется, Ираклий тоже улыбается.
Они закуривают. Сторожка наполняется дымом. Лела встает, чтобы открыть окно.
– Лела, – окликает ее Ираклий.
– Да что с тобой? Что ты заладил: «Лела, Лела»? В Америке не будет с тобой никакой Лелы, смотри не описайся там со страху. Ничего, я дам тебе номер, позвони от моего имени Шварценеггеру! – Лела, смеясь, сражается с оконной ручкой.
