Распорядительница задумчиво оглядывается на стоящего поблизости Авто, у которого готов ответ:
– Один стаканчик им не повредит, пусть выпьют, благословятся[11]. А так поставьте лимонад, он им больше понравится.
Слышатся протяжные гудки. Лела встречает у открытых настежь ворот машины, которые, весело бибикая, заезжают во двор. Лела закрывает ворота и бежит к автомобилям. Гости высаживаются у входа в столовую. Там же крутятся ребята, за которыми присматривает Дали, стараясь, чтобы они поменьше попадались гостям на глаза. Сама Дали по случаю торжества надела черную кофту в зеленую крапинку, с зеленым бантом на груди. От волнения ее красные волосы, легкие, как высохшие кукурузные рыльца, стоят дыбом, глаза неровно обведены черным карандашом, от пота линия расплывается по морщинкам в уголках глаз. Из машины выходит Годердзи, по-свадебному чистый, нарядный, расчесанный на косой пробор. Годердзи торопливо обходит машину, открывает дверцу с противоположной стороны, подает невесте руку, и из салона выходит невиданной красоты высокая девушка в длинном белом платье, с черными вьющимися волосами и широкой хищной улыбкой, как у гиены. Соседи явно видят жену Годердзи впервые, а потому разглядывают ее широко распахнутыми глазами. На них огромное впечатление производит томная и грациозная походка Мананы, которая соблазнительно подчеркивает ее фигуру в свадебном платье.
– Девочка, видать, хорошо оттянулась, а то кто бы выдал ее за Годердзи? – слышит Лела голос Тины, которая делится с соседкой по лестничной площадке Джанеттой своими предположениями.
– А ты откуда знаешь? – Джанетта разглядывает изящные подтянутые бедра Мананы, ее приталенное платье, сзади на котором красуется маленький белый бантик с двумя свисающими атласными ленточками.
– Знаю, – говорит Тина.
Вокруг Мананы собираются девушки в блестящих платьях; они расхаживают по двору, как куры, вытянув шею и подобрав зад. Манана поворачивается к ним спиной и бросает букет. После возни и гвалта букет достается пухлой девице, у которой от борьбы на щеках вспыхивает румянец, и она еще какое-то время воинственно пыхтит, без улыбки оглядывая собравшихся. Все аплодируют, гости заходят в разукрашенную интернатскую столовую, где стоит длинный-предлинный стол во всем его великолепии: с геометрически точно расставленными тарелками с пхали, нарезанными огурцами и помидорами, со сложенной поверх овощей зеленью, луком-пореем и редиской и множеством других холодных закусок, расставленных все с той же геометрической точностью. Физрук Авто дает знак стоящему у синтезатора худощавому пианисту с торчащими пышными усами, который производит впечатление человека, весьма довольного собой и своим внешним видом, – и тот с характерным для «Ямахи» гнусавым дребезжанием играет марш Мендельсона, переходящий в тушетинскую любовную песню.
