Городские власти сначала пытались с ними как-то бороться гуманными, хотя и не католическими методами – разбрасывали противозачаточные приманки, чуть ли не кондомы раздавали; потом с кем-то случилось помутнение рассудка и наняли артель арбалетчиков… правда, быстро очухались, так что жертв и разрушений вроде не произошло.
Белки жрут все, что растет. Вот сидит одна такая у меня за окном, аккуратно выкапывает любовно посаженные женой луковицы цветов и цыкает зубом на кота Кузю. Эх, коршуна на нее нет…
И даже безобидные кролики… Вот еду я по немощеной дорожке, скрытой в негустых зарослях между гольф-клубом и Институтом фундаментальных исследований. На дорожке сидит серо-бурый дикий кролик и никуда уходить не собирается. Пришлось мне затормозить метрах в двух от него, выйти из машины и звериным рыком прогнать его все же в кусты.
Недавно в Принстоне произошла неприятная история. Пара бобров облюбовала пруд в центральном городском парке и стала строить плотину на впадающем в него ручье. Бобров долго уговаривали этого не делать, но напрасно. Парк начало заливать. В конце концов инспектор соответствующего отдела пришел и застрелил их из ружья, причем при свидетелях. Городские власти отмываются до сих пор, а шкурка инспектора так и висит на здании горисполкома.
Он был огненно-рыж, она – пепельная блондинка. Она жила в двух кварталах вверх по улице.
Почти каждый день вечером она приходила к нашему дому и садилась под окнами. Проходило некоторое время, дверь открывалась, и он стремглав вылетал на улицу. Они шли под старое тутовое дерево, садились там на травке и долго молча смотрели друг на друга.
Потом мы переехали на другой конец города. Как-то я оказался около нашего старого дома и обнаружил ее, бродящую под окнами. Она разрешила мне погладить себя.
И мяукнула. Я так ему и передал.
Когда-то, чтобы подружиться, надо было съесть со мной пуд соли или хотя бы выпить несколько галлонов вина – ну не за один присест, конечно…
Надо было вместе сидеть на скучных лекциях, читать стихи до полуночи под белое вино с абрикосами, дежурить вместе ночью в приемном отделении, когда после четырех утра уже не хочется спать, а хочется только умереть тихонечко; идти ночью с полной выкладкой по лесу между Ришоном и Иерусалимом из пункта А к заброшенной гробнице шейха на высотке, перебрасывая друг другу с плеч на плечи пятнадцатикилограммовую рацию; трепаться до опупения о смысле жизни и о сексе…
