Я не спрашиваю (хотя мне и интересно), откуда Хайрам знает, что мне нужно. Я не спрашиваю (хотя мне и интересно), откуда взялись таблетки. Я не говорю (хотя и думаю), какое облегчение, что нет никаких тайных жестов, никаких паролей. Вчера вечером я нашла номер Хайрама в списке учащихся и написала ему как ни в чем не бывало, как будто мы с ним постоянно общаемся, как будто я одолжила ему учебник и теперь прошу его вернуть. Хайрам протягивает мне пакетик, на дне рядок таблеток.
— Прими голубую минут за двадцать до сна, — говорит он.
— Спасибо, — отвечаю я, засовываю пакетик в рюкзак и закрываю его. — Сколько я должна?
Хайрам качает головой:
— Не парься. — И, не давая мне возможности возразить, продолжает: — Как Майя?
Он облокачивается о свою машину, одной ногой опираясь на бампер. Есть в его голосе что-то, отчего мне кажется, что он спрашивает не просто так, не для того, чтобы посплетничать.
Я так удивлена, что отвечаю почти честно (совсем честно было бы сказать, что с понедельника мы с ней почти не говорили):
— Нормально, кажется.
— Знаешь, я за нее переживаю.
Я мотаю головой, потому что не знаю.
— Вы же едва знакомы.
Хайрам кивает, глядя себе под ноги.
— Точно, — говорит он, как будто этот факт просто вылетел у него из головы. — Я слышал, ты организуешь какую-то демонстрацию.
Черт. Что, если Майя узнает об этом не от меня, а от кого-то другого?
— Это, вообще-то, секрет, — объясняю я, и меня — сюрприз, сюрприз! — снова пробивает дрожь.
— Как ты соберешь народ, если это секрет?
— Я хочу сказать, знать должны только участники.
Хайрам кивает:
— Ну да.
Тут до меня доходит, что он хочет присоединиться.
— Что об этом думает Майя? — внезапно спрашивает он.
— Она в восторге, — вру я. — Я хочу сказать, конечно, она надеется, что Майка исключат.
— Правда?
Должно быть, мне не удается скрыть раздражение, потому что Хайрам поднимает руки в знак капитуляции и говорит:
— Я не к тому, что он не заслуживает исключения, просто сомневаюсь, что Майя хочет именно этого.
Откуда Хайраму знать, чего хочет Майя?
Он продолжает:
— Знаешь, такое ощущение, что, несмотря ни на что, она все еще беспокоится об этом упыре.
Я киваю, вспоминая наш разговор в библиотеке.
Она так и не сказала «да», когда я спросила, пойдет ли она на демонстрацию.
«Если его исключат, стипендия ему точно не светит».
Я не могу вспомнить: в ее голосе была надежда или тревога?
Я думала, надежда.
Или же мне просто так показалось.
Может, мне стоило убедиться, что Майя действительно этого хочет, прежде чем заваривать кашу. Сердце начинает биться сильнее. Чтобы унять дрожь в руках, я крепко сжимаю рюкзак, представляя, как внутри болтается пакетик, который мне дал Хайрам.
