– Читаю, – прозвучал ответ, как будто не было в мире ничего естественнее.
– Где вы его нашли?
– В спальне у вас на столе.
Я онемел. Значит, она зашла в спальню, увидела мою совершенно неприбранную кровать, порылась в моих вещах, нашла дневник – и что еще?
– А вы правда, на самом деле против?
Я подумал.
– Нет, на самом-самом деле я не против, – сознался я. – На самом деле оно даже пробирает.
– Пробирает? И как – на самом деле? – повторила она за мной.
Я понятия не имел, к чему клонится разговор – то ли она полная инженю, то ли прекрасно понимает, что творит, – и для этого, собственно, сюда и явилась.
«Они всегда понимают». Я так и слышал голос Калажа.
– Пойду оденусь и сварю кофе.
– Пожалуй, и так тоже можно.
В жизни своей не стал бы произносить: «Пожалуй, и так тоже можно», – если бы хотел сказать «да». Понять бы еще, что означают или подразумевают эти слова в ее мире.
Понятное дело, фильтром от эспрессо я стукнул о мусорный бак как можно громче, дверь, пока кипятилось молоко, оставил открытой, а потом затворил снова.
Эллисон вообще-то пришла поговорить со мной о своей дипломной работе по Прусту – я же сам ей предложил ко мне обратиться. У нее другой тьютор, из Адамс-Хауса, сказала она, но очень уж ее заинтриговал наш короткий разговор под дверями моего кабинета. Кроме того, кто-то упомянул при ней мое имя. Знать бы ей раньше, а то теперь менять тьютора уже поздно, посетовала она. Надо сказать, пока мы стояли вдвоем на кухне и ждали, когда заварится кофе, по ее виду не чувствовалось, что ей хочется говорить о Прусте. Дневник мой она принесла на кухню и продолжала его просматривать, пока мы стояли в молчании возле газовой плиты. Для человека, который читает чужой дневник, не спросив на это разрешения, она выглядела чрезвычайно невозмутимой. А что такое «эрзац»? – поинтересовалась она. Я объяснил. А кто такой К.? Я рассказал, не вдаваясь в неприглядные подробности. А что там с Уолден-Понд? Это вообще пропустите, предложил я. «Тогда расскажите про В. Вы про нее писали меньше трех недель назад».
Тут ставки повышались не по пенни. Она выкладывала на стол увесистые фишки из Монте-Карло.
– Вам правда интересно про В.?
– Ну я же спросила.
– А зачем вам это знать?
Она призадумалась.
– Наверное, пытаюсь вас раскусить.
Она меня восхищала. Мне всегда нравилась в женщинах обезоруживающая откровенность. Или такими словами просто сообщают человеку, с которым только что познакомились: никаких подтекстов, обертонов – вообще никаких ставок?
