Калаж появился только после того, как большинство гостей разошлись. Кто-то уронил на ковер клубничину с торта, а потом раздавил. Пятно не оттиралось. Екатерина сказала: это Граф. Старинный персидский ковер мне одолжил знакомый, потому что гостиная у меня была больше, чем у него. Но рано или поздно он попросит его обратно, причем в первозданном виде.
Калаж сказал, что ковер отчистит. Он умеет выводить пятна. Но я к этому времени уже отскреб клубничину острым ножом и налил на ковер пятновыводителя.
– Надо было ему бензином в морду плеснуть. И ей тоже.
– Что случилось? – поинтересовались мы.
– Что случилось? Что случилось? Вы, что ли, ничего не слышали?
Никто из нас не слышал ни звука.
– Я их избил. Вот что случилось. Теперь вы знаете.
– В каком смысле избил? – переспросил я, не в силах поверить в очевидное.
– Они залезли ко мне в машину. Вдвоем. И никались там.
– Что? – ахнула Екатерина.
– Ну она-то женщина, ее я просто отшлепал. А он мужчина. Ему я дал в морду.
На самом Калаже не было ни царапины.
– А теперь они где?
– Сбежали, оба.
Я посмотрел на него.
– Я ей позвоню, уточню, как она, – вызвалась Екатерина.
– Только попробуй.
Екатерина без промедления сняла трубку и набрала номер подруги.
Та не ответила.
– Знаю я, чем она занята.
– Чем? – спросил я.
– Да я вам уже сказал. Никаются.
– Нельзя же людей бить.
– Нужно было измочалить ее в мясо.
Он снял с вешалки свою армейскую куртку, повернулся к Екатерине и сказал, что отвезет ее домой.
– Я здесь останусь, – отказалась она. – Или пешком дойду. Пока не знаю, посмотрим. А ты поезжай домой.
На это он пробормотал свое обычное «Bonne soirée» и поспешно вышел.
Мы втроем сидели на диване, ошеломленные, застывшие. А когда события этого вечера улеглись у меня в голове, я принял решение никогда больше не иметь с Калажем ничего общего. Хватит, точка.
– Нашей дружбе конец, – объявил я.
– Чтоб я еще с ним хоть раз заговорила, – добавила Екатерина.
Но со своего места на диване никто из нас не двинулся. Возможно, нам хотелось притворяться, что мы ошеломлены сильнее, чем на самом деле. Возможно, мы пытались сберечь это ошеломление, потому что все неплохо понимали, к чему клонятся события вечера, но при этом ни один из нас не потрудился их подтолкнуть или вмешаться по ходу. Я погасил свет, в темноте сходил за большой бутылкой водки и налил нам всем по щедрой порции в три пластиковых стаканчика. Это наше заклятие – неважно какое – нужно было сдобрить спиртным. Я знал, что начну с Линдиного плеча. Хотелось, чтобы Екатерина поцеловала ее в другое плечо.
