Утром зазвонил дверной звонок.
Леони. Увидев ее на лестничной площадке, я с трудом поверил своим глазам. Огромный синяк на скуле, красные пятна по всему лицу.
– Это еще ничего, – выговорила она, заметив, как я ошарашен. – Голову потрогай.
Она схватила меня за руку, поднесла к волосам. По всему черепу – шишки и вздутия.
– Волосы мне повыдергивал. И одежду порвал.
Она сказала, что, кроме меня, ей обратиться не к кому. Хозяйка, мама Остина, предложила сообщить в полицию. Леони ответила, что сперва должна повидаться со мной. Почему? – не понял я. Потому что все сложно – был ответ.
Она присела у меня на кухоньке, я поставил чайник.
Первым делом: ей больно? – спросил я. И как там Граф?
– Он тоже хочет заявить в полицию. Калаж сломал ему два зуба, а кроме того, Граф страшно зол на меня. Говорит, я должна была его предупредить о наших с Калажем отношениях. Я ответила, что мы уже довольно давно расстались.
– Я и не знал. Вы с ним так ворковали в Уолден-Понд.
– К тому времени все уже давно кончилось. Мы стали друзьями.
Меня это удивило.
– И что ты собираешься делать? – осведомился я, будто адвокат, который заводит досье на нового клиента. Теперь впору достать деловой блокнот, вставить между расспросами несколько кивков и закурить здоровенную пенковую трубку. – Если ты пойдешь в полицию и подашь жалобу, его депортируют, – сказал я наконец. – Депортируют и если попросишь охранный ордер.
Я совершенно не разбирался в законодательной стороне вопроса, но мне сказанное представлялось логичным.
– Знаю, – ответила она, – но чего ты от меня хочешь? Он же больной на голову. Убьет меня. Я не хочу, чтобы он ко мне приближался. Я вчера так перепугалась, что в итоге позвонила маме во Францию. Почти собралась домой, но я так люблю Остина, а Остин меня, да и в семействе меня любят.
– Пожалуй, даже слишком, – вставил я.
– Так он и это разболтал? Ну еще бы!
– Да. Его это сильно расстроило.
– Его все сильно расстраивает.
– Так что ты собираешься делать? – спросил я, кивая, в смысле: ладно, переходим к делу.
– Если мать Остина сообщит в полицию, Калаж расскажет ей, что я спала с ее мужем. Обязательно расскажет, я его знаю. Если сообщу я, он все равно ей расскажет. И если Граф пойдет в полицию, Калаж тут же все расскажет матери Остина. Будь у меня возможность организовать его депортацию прямо сейчас, так, чтобы он никому не успел позвонить, я бы на это пошла. Он – худшая ошибка всей моей жизни, а я наделала тех еще ошибок, потому и уехала в Штаты. А еще лучше – если бы он растворился где-нибудь на Ближнем Востоке, я была бы совершенно счастлива, потому что меня тогда не мучила бы совесть, что его депортировали из-за меня.
