Свиток 5. У истоков империи | страница 25




…Народ тут все-таки дикий. Даже несмотря на то, что в прошлом году несколько десятков воинов жили у нас в Мос’кве, а еще несколько сотен бились с нами плечом к плечу в Битве, остальной народ чужаков чурался и сторонился.

Привыкли, понимаешь, вариться в своем тесном мирке, закрытом от всего остального мира кольцом схожих с ними обычаями и видом горных царств, и потому при виде чего-то нового жители Иратуга обычно шарахаются в сторону, хватаются за амулеты и начинают шептать наговоры от дурного сглаза.

А знакомые нам воины по большей части обитали либо где-то в столице, в дружине Царя Царей, либо, вроде Накая, торчали по каким-то дальним гарнизонам, совмещая службу с хозяйственной деятельностью. Так что их мнение и опыт бесследно растворялись в огромном океане дремучего невежества и предрассудков. Когда человек рождается, живет и общается в одном и том же тесном мирке, кругозор его становится очень крохотным, а все «инаковое», от шевелюры другого цвета до «по-другому» пошитой одежды, начинает казаться дьявольскими происками и жутким извращением[1].

…Еще хуже становится, когда публика узнает кто именно пожаловал к ним в гости. «Что??? Тот самый Шаман Дебил? И демонов своих с собой привел?!».

В общем, как и в прошлый раз, матери прятали от меня своих детей, да и сами вместе с мужьями старались не показываться на глаза, только теперь делали это раз в пять-десять интенсивнее. Из разряда «неизвестная опасность» я попал в разряд «знакомый ужас»… А это, знаете ли, обидно.

Нет, одно дело, конечно, рассуждать и бахвалиться чем-то подобным, находясь за тысячи километров от Иратуга, дескать «Меня там боятся до усера». И совсем другое дело, чувствовать этот страх, так сказать, на собственной шкуре.

Когда от тебя реально в ужасе прячут детей, и даже взрослые матерые мужики предпочитают смотреть куда-то себе под ноги, лишь бы не встретиться взглядом с «ужасным и могущественным», это как-то быстро начинает напрягать.

А уж о том, чтобы в таких условиях выведывать информацию из случайных спутников или хозяев постоялых дворов (будто они тут есть), не могло быть и речи. Обычно при нашем приближении жители запирались от греха подальше в своих домах и сидели там, пока мы не уберемся. Даже старейшины деревень (цари по местному), которым вроде как по обязанности приходилось оказывать гостеприимство «гостям Царя Царей», услышав, кто к ним заявился, впадали в ступор и общались, едва ли не заикаясь от страха.