Чехова интересовали быт, рутина, повседневность каторжного Сахалина. Он, похоже, намеренно избегал любой «остросюжетной» занимательности. Взять хотя бы знаменитую авантюристку Соньку Золотую Ручку[215], встреченную здесь писателем: «Это маленькая, худенькая, уже седеющая женщина с помятым, старушечьим лицом. На руках у неё кандалы: на нарах одна только шубейка из серой овчины, которая служит ей и тёплою одеждой и постелью. Она ходит по своей камере из угла в угол, и кажется, что она всё время нюхает воздух, как мышь в мышеловке, и выражение лица у неё мышиное. Глядя на неё, не верится, что ещё недавно она была красива до такой степени, что очаровывала своих тюремщиков…» Чехов встречался на острове и с офицером Карлом Христофоровичем Ландсбергом[216] – убийцей и героем, о котором уже в наши дни написал приключенческий роман «Легионер» сахалинец Вячеслав Каликинский, и с такой интереснейшей личностью, как Иван Павлович Ювачёв (он же Миролюбов)[217] – народоволец, писатель, отец Даниила Хармса[218]. Но фокусировался Антон Павлович не на этих ярких фигурах, а на каждодневной действительности. Вот журналист Влас Михайлович Дорошевич[219], поехавший на Сахалин после Чехова, в 1897 году, использует местный колорит и авантюрные биографии каторжан сполна, напишет и о Золотой Ручке, и о Ландсберге, и о многих других (из названий глав его очерковой книги «Каторга»: «Знаменитый московский убийца», «Людоеды», «Каторжанка баронесса Геймбрук», «Дедушка русской каторги», «Отцеубийца», «Наёмные убийцы», «Самоубийца», «Поэты-убийцы», «Преступники душевнобольные», «Сахалинское Монте-Карло»…). Чехов же брал для своей документальной книги не исключительное, а характерное. Берёг исключительное для других – художественных вещей? В любом случае полностью сахалинский материал Чехов не использовал – не успел или не захотел.
Это не значит, что сахалинские впечатления в творчестве Антона Павловича Чехова не отразились – разумеется, отразились.
На Сахалин ехал не Антоша Чехонте, а серьёзный, сложившийся автор, уже со «Степью» и «Ивановым» за плечами. Но всё-таки по-настоящему зрелый Чехов сформирован после Сахалина – и во многом именно Сахалином.
Наиболее явно дальневосточные мотивы проявились в рассказах 1890 года «Гусев» («Гусев, бессрочноотпускной рядовой, приподнимается на койке и говорит вполголоса: – Слышишь, Павел Иваныч? Мне один солдат в Сучане[220] сказывал: ихнее судно, когда они шли, на рыбину наехало и днище себе проломило…») и «В ссылке» (1892). Судьба встреченного Чеховым на Сахалине (но не названного по фамилии, потому что – «политический») Ивана Ювачёва угадывается в «Рассказе неизвестного человека» (1893). В ряде произведений – «Палата № 6» (1892), «Бабы» (1891)… – появляются темы неволи, неправедного суда, преступления и наказания.
