В Якутске путешественник не мог поверить в то, что город не имеет гостиницы – как сегодня москвичи или иностранцы могут удивиться отсутствию где-нибудь в зауральской дали «Старбакса» либо интернета. «Я развлекал себя мыслью, что увижу наконец, после двухлетних странствий, первый русский, хотя и провинциальный, город. Но и то не совсем русский, хотя в нём и русские храмы, русские домы[184], русские чиновники и купцы, но зато как голо всё! Где это видано на Руси, чтоб не было ни одного садика и палисадника, чтоб зелень, если не яблонь и груш, так хоть берёз и акаций, не осеняла домов и заборов? А этот узкоглазый, плосконосый народ разве русский? Когда я ехал по дороге к городу, мне попадались навстречу якуты, якутки на волах, на лошадях, в телегах и верхом». Но – «всё-таки это Русь, хотя и сибирская Русь!».
Здесь Иван Гончаров пробыл с конца сентября до конца ноября: сначала распухли ноги, потом пришлось ждать, пока встанут зимники – дороги, проезжие только в холодное время года. «Познакомился со всеми в городе; там обед, там завтрак, кто именинник, не сам, так жена, наконец, тётка… Здесь есть превосходная рыба – нельма, которая играла бы большую роль на петербургских обедах. Она хороша и разварная, и в пирогах, и в жарком, да и везде; её также маринуют. Есть много отличной дичи: рябчики, куропатки и тетерева – ежедневное блюдо к жаркому», – отмечает писатель, неравнодушный к хорошему столу.
Дневник пополняется новыми откровениями: «Сколько холодна и сурова природа, столько же добры и мягки там люди… Сибирские природные жители добрые люди. Сперанский будто бы говаривал, что там и медведи добрее зауральских, то есть европейских. Не знаю, как медведи, а люди в самом деле добрые». Это действительно так; по крайней мере, по собственному опыту могу заключить: чем суровее климат и чем меньше людей на квадратный километр – тем теплее отношения между ними.
Иван Гончаров с удивлением открыл, что сухой безветренный сибирский мороз переносится сравнительно легко: «“У вас двадцать хуже наших сорока”, – сказал один, бывавший за Уральским хребтом». Или: «Замёрзнуть можно, а простудиться трудно… Как же, спросите вы, после тропиков показались мне морозы? А ничего». Вот только еда застывает: «Приедешь на станцию: “Скорей, скорей дай кусочек вина и кружок щей”. Всё это заморожено и везётся в твёрдом виде; пельмени тоже, рябчики, которых здесь множество, и другая дичь. Надо иметь замороженный чёрный и белый хлеб».
