Вообще Якутия оказалась местом вовсе не столь гиблым, как могло показаться: «Не веришь, что едешь по Якутской области, куда, бывало, ворон костей не занашивал, – так оживлены поля хлебами, ячменём, и даже мы видели вершок пшеницы, но ржи нет».
3 сентября – Усть-Мая. «Летом плавание по Мае – чудесная прогулка… Недостаёт только сёл, городов, деревень; но они будут – нет сомнения». Здесь классик ошибся – места эти поныне остаются крайне слабо заселёнными. На Мае сегодня сохранилось лишь несколько небольших посёлков.
Только здесь Иван Гончаров смог по-настоящему ощутить размеры своей страны. «Что толку, что Сибирь не остров, что там есть города и цивилизация? да до них две, три или пять тысяч вёрст!» – восклицает он. Позже это ощущение назовут «островным синдромом» дальневосточников. Он выразится, в частности, в изменившемся значении слова «материк». Магаданцы или анадырцы, собираясь в Москву, могут сказать: «Еду на материк», хотя живут они, с точки зрения формальной географии, отнюдь не на острове.
Иван Гончаров не устаёт удивляться сибирским расстояниям, то и дело калькулируя уже пройденное и ещё предстоящее: «Мы сделали восемьсот вёрст: двести верхом да шестьсот по Мае; остаётся до Якутска четыреста вёрст. А там Леной три тысячи вёрст, да от Иркутска шесть тысяч – страшные цифры!» Эти «цифры» и пугают, и восхищают, как космические расстояния. «Свет мал, а Россия велика», – записывает Гончаров слова одного из своих спутников и добавляет: «Приезжайте из России в Берлин, вас сейчас произведут в путешественники: а здесь изъездите пространство втрое больше Европы, и вы всё-таки будете только проезжий». И ещё: «Какой детской игрушкой покажутся нам после этого поездки по Европейской России!» И ведь дело здесь, добавим, не только во впечатляющем километраже, но и в дорожных условиях: лес, тундра, болота, куда «лошади уходят по брюхо»…
7 сентября Иван Гончаров записывает: «Кажется, я раскланялся с верховой ездой. Вот уж другую станцию еду в телеге, или скате, как её называют здесь и русские и якуты, не знаю только на каком языке… Когда я сел сегодня в неё, каким диваном показалась она мне после верховой езды! Вы думаете, если в телеге, так уж мы ехали по дороге, по колеям: отнюдь нет; просто по тропинкам да по мёрзлым кочкам или целиком по траве». Для комфорта Гончарову изготовили из ремней так называемый плёт: «Едешь, точно в дормезе[183], не тряхнёт!»
Иван Гончаров увлечённо записывает новые для себя слова: горбуша, черемша, нарты, пурга, заимка, кухлянка, пыжик, шуга… Отмечает странное для русского уха употребление слова «однако»: «“Однако подои корову”, – вдруг, ни с того ни с сего, говорит один другому русский якут». В этих языковых волнах, как несколько ранее в странствиях по тихоокеанским морям, Гончаров был писателем-первопроходцем.
