Роганов рассказал обо всем. Даже о том, что выпил с Иенсеном.
— Позорите честь советского моряка, Роганов, — проговорил Шведов, выслушав курсанта, — забыли, где находитесь?
— А что мне оставалось делать? Подставить свою физиономию или кричать «хайль Гитлер»?
Шведов промолчал.
«В самом деле, что же он должен был делать? Я, наверное, поступил бы так же», — подумал капитан и сказал:
— Не ввязываться в драку. А главное не пить столько и не уходить с вечера одному. Вы же знаете правила? Вас могут отчислить из училища.
— Я понимаю…
Они подходили к судну.
— Вот что, Роганов. О вашем поступке я доложу начальнику училища сам. Вы будете молчать и не скажете о том, что произошло, ни одной живой душе. Поняли? Не стоит сейчас будоражить курсантов.
Димка кивнул.
— А теперь идите, проспитесь, — насмешливо сказал капитан. — На будущее учтите, что пиво вместе с водкой пьют только оголтелые пьяницы.
У себя в каюте Шведов разделся и присел к столу. Какая неприятность, черт возьми! Надо же было этому дураку ввязаться в драку, угодить в руки к полицейскому. Хорошо, что еще так кончилось, мог попасть в участок. Там протокол, огласка, кое-кто наверняка бы воспользовался и очернил советские учебные суда… Но вообще-то молодец парень. Видно, что говорит правду. Встретился ему какой-то отщепенец, гитлеровский недобиток, пьяный к тому же. Трезвый не посмел бы напасть на курсанта. А так, видишь, распоясался, мерзавец. Если начальник узнает, вылетит парень из училища. А Роганов отличный курсант… Мальчишка, правда.
«Нет, не скажу ничего, — решил Шведов. — Пустяковый случай. Жаль парня».
Прошло около трех суток, как парусники покинули Тронгейм. Они шли домой. В день отхода их провожали норвежцы. Дарили на память разные безделушки, просили писать и обязательно на будущий год прийти снова. Из гавани вышли красиво, под парусами, благо дул попутный ветер.
После беспокойных, полных новых впечатлений дней, проведенных в порту, ритмичная судовая жизнь казалась тихой и спокойной. Ветер держался одного направления. На палубе было мало работы. В воздухе кружились чайки, слева по борту тянулись высокие норвежские берега, бесконечной вереницей за кормой бежали зеленоватые с белыми гребешками волны. Суда чуть покачивались, поскрипывали переборки, каждые четыре часа вахтенные отбивали склянки… Привычная, милая морскому сердцу обстановка. Только моряк может понять это чувство облегчения, отрешенности от всего, когда после долгой стоянки его судно наконец покидает порт. Правда, проходит некоторое время, и его начинает тянуть к себе земля. Постоял несколько дней, погулял на суше, навестил знакомых, сходил в театр… И вдруг заскучал. Чего-то не хватает. В море надо. А потом снова начинаются мечты о береге. И так всю жизнь.
